Анатолий Вахов - Утренний бриз

— Мы хотели наказать тех, кто изуродовал моего сына!

— Вы неудачное выбрали время для сведения личных счетов, — резко сказал Рули. — Пока надо о них забыть! Рыбин спас положение, воспротивившись аресту шахтеров. Его за это надо отблагодарить.

— Отблагодарить? — изумился Бирич, а Струкову показалось, что Рули над ним издевается.

— Конечно! — невозмутимо отозвался Рули. — Если бы не Рыбин, может быть, мы сейчас отстреливались бы от шахтеров. Они могли заступиться за своих товарищей и превратились бы в стадо разъяренных буйволов, которое все уничтожает на своем пути.

Струков мрачно и вызывающе произнес:

— Нельзя же прощать уголовникам. Вчера они избили до полусмерти Трифона, а завтра примутся за нас.

— А вы на что? — Рули вытащил шомпол, направил на окно ствол. Посмотрел в него, удовлетворенно сказал: — Чисто. Блестит как зеркало.

Струков почти с ненавистью смотрел на Рудольфа, низкорослого, темнолицего, с жесткими черными волосами, мало чем отличающегося от туземца. Рули словно читал мысли Струкова:

— Не злитесь на меня. Я прав. Рыбин укрепил веру шахтеров в справедливость Совета. Это его успех. Однако почему он оказался на копях? Долго он думает Там быть и играть защитника угнетенных?

Рули опустил ствол и стал собирать винчестер. Бирич и Струков переглянулись. Чего же хочет от них Рули? Павел Георгиевич спросил:

— Что вы нам посоветуете?

— На вашем месте я бы оставил Рыбина на копях. Пусть копает уголь. Физический труд укрепляет тело и душу. Я бы немедленно предупредил его, что если он решил бежать из Совета и искать у шахтеров защиты…

— Почему вы думаете, что он хочет бежать из Совета? — перебил Бирич.

— Рыбин трус, и посылка людей в Марково испугала его, — Рули снова взялся за трубку. — Он боится, что за это придется расплачиваться когда-нибудь. Следовательно, он не верит в прочность вашего Совета. Так вот, Рыбину надо сказать, что если он не будет вас слушаться, то его семью расстреляют на его глазах. А сейчас побеспокойтесь, чтобы его домочадцы не улизнули к нему. Иметь заложников всегда полезно. И еще — он должен войти в доверие к шахтерам и сообщать все, о чем там говорят и думают. — Рули закончил сборку винчестера, обтер его тряпкой. — Хочу поохотиться. Надо же привезти домой сувениры из России.

— Я пошлю на копи Тренева, — сказал Бирич, но Рули не поддержал его.

— Шахтеры не любят коммерсантов. Пригласите сюда Рыбина, и я с ним поговорю сам, — предложил он.

— Он может не приехать, — Бирич не понял Рули. Американец снисходительно взглянул на Павла Георгиевича, терпеливо разъяснил: — Пусть жена напишет ему, что сильно больны дети. А ваш работник отвезет. Он у шахтеров подозрения не вызовет.

Когда Бирич и Струков собрались уходить, Рули озабоченно спросил:

— Есть на посту еще подозрительные люди?

— Клещин, член ревкома! — сказал Струков. — Кое-кто из чукчей, которых ревком кормил, защищал.

— Я бы наиболее опасных убрал без рекламы, — Рули в упор смотрел на Струкова. — Люди ночью могут сбиться с тропинки и попасть в прорубь. Мертвые подо льдом не доставляют столько хлопот, сколько живые с винчестерами в руках.

Это было равносильно приказу, и после неудачи, которая постигла его на копях, Струков даже обрадовался. Вот возможность оправдать себя в глазах американцев! Бирич, услышав о Клещине, испугался. Он помнил предупреждение Нины Георгиевны. Но решил промолчать. Теперь Клещина ничто не спасет, а вступаться за него опасно. В отместку за Клещина Бирич напомнил Струкову:

— У нас на посту где-то прячется жена большевика Мохова. Она, кажется, беременна. А с ней и ваша бывшая жена, дорогой Дмитрий Дмитриевич. Она переметнулась к ревкомовцам.

— Если ее найду, пристрелю сам, — Струков покраснел от злости.

— Женщины обычно много знают, — сказал Рули. — Поищите их. В общем, загляните во все щели Ново-Мариинска. Не мешает основательно почистить пост. Но тихо и незаметно.

После ухода Бирича и Струкова из соседней комнаты выглянул заспанный Стайн. Посмеиваясь, Сэм сказал:

— Высекли вы их, Рудольф, как нашкодивших школьников.

— Русские неисправимые школьники, — откликнулся Рули. — Их все время будут сечь и учить уму-разуму все, кто пожелает. Сами они не способны собой управлять.

Стайн провел ладонью по двухдневной щетине.

— Придется бриться. Вы тоже к Свенсону пойдете?

— От хорошего ужина глупо отказываться. — Рули курил трубку и смотрел на Стайна. — Я знаю, что вас интересует. Как я отношусь к Элен, к ее близости с Олафом? Для женщин любовь — это прежде всего бизнес! И все свои прелести они всегда стараются продать подороже, повыгоднее, но чаще всего остаются в убытке. Они слишком полагаются на свою внешность, принимая ее за солидный счет в банке. Однако Элен, кажется, выиграла. Могу ее только поздравить.

Бирич и Струков расстались почти сразу же после выхода от Рули. Бирич сказал:

— Я займусь женой Рыбина.

— Желаю успеха, — с иронией ответил Струков. Он решил немедленно арестовать Клещина.

Хибарка члена ревкома была занесена снегом до самой крыши и казалась покинутой. Только узенькая тропка в Снегу, бежавшая к двери, да дымок над трубой свидетельствовали, что здесь живут люди. Струков приготовил револьвер и, без стука толкнув входную дверь, которая была незапертой, оказался в коридорчике перед второй дверью. Он в темноте нащупал ручку и, рванув ее на себя, переступил порог.

Возле плиты, закутавшись в рваный платок, сидела худенькая женщина. Она подняла на Струкова испуганные глаза.

— Где Клещин? — строго спросил Струков, убедившись, что, кроме женщины, в хибарке никого нет.

Женщина, прижимая руки к груди, поднялась с табуретки. Рано поседевшие волосы ее рассыпались.

— Что молчишь? Отвечай! — закричал Струков.

— Он уехал.

— Что-о-о? — Струков не поверил женщине. Он подскочил к ней, схватил ее за ворот платья.

— Куда уехал?

— В тундру, — прохрипела жена Клещина. Она с трудом дышала.

— С кем? Когда? — затрясся Струков. — Ну?!

Он увидел, что лицо женщины синеет. Ей не хватало воздуха, и она не могла отвечать. Струков отшвырнул ее от себя:

— Отвечай!

Женщина сильно ударилась о косяк дверного проема и, не удержавшись на ногах, упала, задев головой о край плиты. Она лежала на полу, раскинув руки. Струков крикнул в ярости:

— Встать!

Женщина была неподвижна. Струков подскочил к ней и ударил ногой.

— Не прикидывайся, мерзавка!

Но тут же он понял, что женщина мертва. Он увидел ее остекленевшие глаза, полуоткрытый рот.

— А, черт побери! — Струков был раздосадован неудачей. К смерти женщины он остался равнодушным. Быстро обыскал квартиру, но ничего интересного для себя не нашел, только удивился, наткнувшись на объемистый, тяжелый, в толстом тисненом переплете том Шекспира. В нем была закладка. Он по ней раскрыл книгу и увидел стихотворение, многие строчки которого были подчеркнуты. Струков машинально начал читать его: