Анатолий Вахов - Пурга в ночи

Освободившись от книги, Елена облегченно вздохнула, будто сбросила с плеч тяжкий груз: Мандрикова дома не было. Елена обрадовалась. У нее есть время, чтобы окончательно успокоиться. Она впервые не была огорчена, что их встреча откладывается…

Михаил Сергеевич так и не пришел в эту ночь домой. Он провел ее в ревкоме с Кулиновским и Берзиным. Письмо Чекмарева и рассказ учителя требовали от ревкома немедленных действий. Они прозвучали для Мандрикова и Берзина тяжелым укором: убийцы Новикова на свободе, продолжают бесчинствовать. Быть может, из арестованных уже никого нет в живых. При этой мысли у Берзина сжались кулаки.

— Сегодня уезжаю в Белую. — Август Мартынович посмотрел в темное окно, точно хотел поторопить наступление рассвета. — Не буду ждать, пока соберем нарты! Один с Оттыргиным уеду и возьму этого Малкова за глотку. — Голое у Берзина стал угрожающим. — С американцем тоже нечего церемониться.

— Стайна привезешь сюда. Он американский подданный. Мы не вправе его судить, — предупредил Мандриков. — И горячиться перестань. Одного не отпущу, а нарты найдем.

Ревком решил послать в Усть-Белую и Марково десять упряжек, Четыре — для перевозки людей, а остальные — для продовольствия. Но неожиданный уход из Ново-Мариинска чукчей поставил ревком в затруднительное положение. Началась охота, и все, кто имел упряжки, устремились в тундру.

Мандриков посмотрел на часы. До рассвета было еще далеко, но он не стал дожидаться и послал бодрствовавшего Еремеева за членами ревкома. Тот прежде всего забежал к Биричу и поднял его с постели.

Павел Георгиевич впустил его, не зажигая света. Еремеев огорошил Бирича:

— Завтра комиссар в Белую едет душить Малкова. Американца заарестует и сюда приволокет… — И от себя высказал предположение: — Не иначе как казнить.

— Откуда узнал? — Бирич кутался в теплый халат.

— Кулиновский — учитель с Марково приехал. — Еремеев, глотая слова, передал все, что подслушал.

Бирич отпустил Еремеева и стал торопливо одеваться. Он спешил к Лампе. Нельзя допустить, чтобы Стайна арестовали. Тогда против ревкома уже ничего не сделаешь. Сил у нас будет мало. Стайна надо предупредить!

Павел Георгиевич разбудил Лампе и Маклярена, которого ревкомовцы выпустили из тюрьмы. Американцы были встревожены появлением ночного гостя и еще больше известием. Маклярен выругался. Обычное спокойствие и невозмутимость изменили ему.

— Эти большевистские ублюдки готовы всех перебить. Я должен немедленно ехать в Усть-Белую. Наш долг — опередить комиссара. Стайн должен подготовиться к встрече.

Многословность Маклярена удивила Бирича. Американцу не терпелось поскорее убраться из Ново-Мариинска туда, где было поспокойнее, К тому же торговля в Усть-Белой сулила большие возможности для барыша.

— Ваше мнение? — Бирича беспокоило молчание Лампе.

— Я с вами согласен. Стайн должен быть предупрежден, Маклярен возьмет две лучшие упряжки, чтобы быстрее доехать. Он их будет менять в пути.

Ново-Мариинск еще спал, когда Маклярен, ни кем не замеченный, покинул пост…

Утром жители Ново-Мариинска были взволнованы новой вестью. Революционный комитет приговорил коммерсанта Малкова к смертной казни, а все его товары и имущество объявлялись народным достоянием. Что это значило? Люди гадали, спорили, каждый доказывал свое, но точно никто ничего не знал. Новомариинцы поглядывали в сторону ревкома, но идти туда остерегались и жадными глазами провожали смельчаков, которые рискнули это сделать.

Тренев был очень расстроен, что его на заседание ревкома не пригласили. По дороге нагнал его Смирнов и весело сказал:

— Кажется у вас все меньше конкурентов становится, Иван Дмитриевич.

— Я не понимаю вас, — сухо отозвался Тренев, Ему не нравилось, что Смирнов стал сближаться с Мандриковым.

— Исчезнет Малков, исчезнет Бирич, Бесекерский, и, смотришь, вы с помощью ревкома останетесь единственным коммерсантом. Ха-ха-ха!

Кровь бросилась в лицо Треневу. Он знал, что его жажда стать богатым и влиятельным коммерсантом давно уже стала темой для насмешек, но прямо ему об этом никто не говорил.

— Только Караевых вам не переплюнуть, — похо хатывал Смирнов. Он спозаранку был навеселе, и ему очень хотелось поговорить. — Один братец к американцам в дружбу влез, другой ратует за Советы, а вот третий — сам по себе. Какая бы власть ни пришла, они с любой в ладах будут. — Смирнов уже не шутил. — Вам бы так устроиться, а? Или уже устроились? Ха-ха-ха! Вы совсем ревкомовцем стали.

Тренев уже не слушал Смирнова. Караевы заинтересовали его. Вот о ком он при случае скажет Мандрикову. Правда, против Караевых у него нет документов, фактов, но можно будет что-нибудь придумать. Надо все время о ком-то сообщать ревкому, чтобы казаться необходимым.

Следом за Треневым и Смирновым потянулись и многие новомариинцы. В помещении ревкома быстро стадо тесно, шумно, накурено. Все толпились у стены и читали постановление. В нем говорилось, что Берзин, Галицкий, Мальсагов, Куркутский и Мохов командируются Советом рабочих депутатов Анадырского края в села Усть-Белую и Марково для установления Советов и ликвидации представителей колчаковской власти. Им вменяется в обязанность произвести проверку наличия товаров в продовольственных складах, а в случае обнаружения злоупотребления или неподчинения власти Советов им предоставлено право увольнения или арестов с правом наказания, предусмотренным Революционным трибуналом, а также предоставлено право конфискации имущества и товаров у купцов-мародеров. Конфискованное имущество и товары объявить народным достоянием и присоединить их к народной продовольственной организации.

О Малкове нигде не было сказано, но все знали, что это постановление прежде всего касается его. На душе у коммерсантов было неспокойно. Бесекерский, последнее время редко выходивший из дому, прослышав о постановлении, счел лучшим посетить ревком. Его беспокоило, что он имел торговые дела с Малковым, и он опасался, как бы вина Малкова не задела и его.

По дороге он думал: Малков убил товарища ревкомовцев и поэтому они ему отомстят, но не последует ли за ним и наша очередь? Каждый из нас если не явный противник рабочей власти, но под определение купца-мародера подходит. Недаром же есть поговорка: «Не обманешь — не продашь».

Опираясь на трость, Бесекерский постоял в коридоре ревкома, послушал людей. То, что они говорили, заставило сильнее забиться сердце. У Исидора Осиповича был свой план. Как-нибудь пережить здесь зиму и бежать в чужие, спокойные края — в Англию, где никогда и ничто не изменяется. Россия уже большевистская, Анадырский уезд, вся Чукотка тоже станут большевистскими. В этом Бесекерский не сомневался.