Анатолий Вахов - Пурга в ночи

— Девушка им больную кожу снять хочет, а они как глупые евражки, — сердился Ульвургын.

— Я приду еще вечером.

Нина Георгиевна застегивала сумку. Больные снова уселись у костра как ни в чем не бывало. По ним не было заметно, что они только что кричали, бились и старались увернуться. Дети с любопытством наблюдали за чужими лукаво блестевшими глазенками. Нина Георгиевна расстроенно спросила:

— Кто же вечером будет помогать их держать?

— Теперь держать не надо, — заверил Ульвургын. — Эненылин кричать будет, сердит будет.

— Почему же держать не надо? — не понимала Нина Георгиевна.

— Келе знает уже, что его не боятся, — начал объяснять Ульвургын.

Нина Георгиевна внимательно слушала и с большим трудом скорее догадалась, чем поняла, что после первой процедуры наказ шамана потерял свою силу. Теперь жена и дети свободны от наговора и будут послушно делать все, что им скажет Нина Георгиевна.

Она ушла довольная. Оттыргин сказал Парфентьеву:

— Ты врал комиссару. Твоя упряжка сильная. Она добежит до Белой.

— Мои собацки… — начал свою песню Парфентьев, но Оттыргин не стал его слушать.

— Я на твоей упряжке поеду. А тебя все равно повезут в Белую. Комиссар едет больной. У него изо рта кровь течет. А ты собак жалеешь.

К Парфентьеву вернулся страх.

— Я Смирнова на Дежнев повезу.

— Тебя свяжем и повезем в Белую, — пообещал Оттыргин. — А упряжку возьмет ревком. Ревкому, надо много упряжек. Смирнов подождет.

— Ревкому надо упряжки? — вступил в разговор Ульвургын.

— Надо, — кивнул Оттыргин и вернулся к Парфентьеву.

Каюр видел, что ему не избавиться от поездки в Усть-Белую. Как же быть? Лучше ехать каюром, чем пленником. Он нашел выход, он хитрее всех. Какой он умный! Парфентьев с превосходством посмотрел на Оттыргина и Ульвургына.

— Ладно, поеду. Побегут собацки мои, не буду собацек жалеть.

— Я, — хозяин яранги хлопнул себя по груди, — я, Ульвургын, даю ревкому свою упряжку. Я поеду каюром.

Оттыргин обрадовался и потащил обоих каюров к Берзину.

Вечером Август Мартынович записал в своем дневнике: «Был Парфентьев, говорил, что он сначала не хотел ехать на Белую, а потом подумал, что люди своей жизнью рискуют, а он собак жалеет. Береговой чукча Ульвургын сам предложил свою упряжку, но я подозреваю, что это дело Оттыргина. Если действительно так все камчадалы рассуждают, то мы все-таки начнем разделываться с кулаками и покажем им где раки зимуют. И тогда чукча, эскимос, камчадал… коряк поймут, в чем состоит большевизм.

Я думаю, на будущий год объявим «республику» Советов под северным сиянием. А пока это одна фантазия. Увидим, что будет весной…»

Август, Мартынович в полуночной тиши дописал последние строчки и, закрыв дневник, уложил его в свой мешок. Вот и последнее, что он сделал в Ново-Мариинске перед выездом. Впереди длинный путь в незнакомые далекие села. Но у Берзина нет ни волнения, ни особого дорожного настроения. Он, как обычно, по-деловому буднично думает о том, — все ли в дорогу приготовлено, перебирает в памяти все мелочи. Кажется, ничто не упущено. Можно и отдохнуть.

Август Мартынович смотрит на крепко спящего Галицкого. Шахтер посапывает. Август думает о том, что поездка должна укрепить здоровье Мефодия. Вернется он полный сил и возьмется за работу на шахте. Приходит мысль о себе, но Август Мартынович гонит ее. Он гасит лампу и осторожно, чтобы не разбудить, укладывается рядом с Галицким.

Он смотрит в темноту, и ему тяжело дышать под ее тяжестью. А может быть, потому, что на сердце Берзина неспокойно. Нет, не то, что предстоит сделать, его тревожит. Берзин уверен, что он все выполнит так, как до сих пор выполнял приказы партии и своего сердца. Он тревожится за Мандрикова. Как Михаил без него? Они сегодня как следует и не поговорили друг с другом.

В трудном положении остается Михаил Сергеевич. Кто может поручиться, что не повторится что-либо похожее на историю с Фесенко? Август Мартынович недоволен собой. Зачем сомневаться в товарищах? Если ищешь в них слабости, не сам ли ими обладаешь?.

Так в чем же причина его тревоги? Елена Бирич! Август Мартынович как бы видит эту красивую женщину, и все в ней вызывает у него протест. Холодное лицо, надменный взгляд, капризные волевые губы… Чужая, чужая! С какой ненавистью и с каким презрением смотрела она на ревкомовцев, когда Мандриков ждал ответа на свое признание. Счастлив ли Михаил с ней? Август Мартынович не спрашивал Мандрикова ни разу, но думал, что едва ли. Он бы никогда не женился на такой, как Елена.

Берзин вспомнил девушку, которая перевязывала его в Петрограде, когда он был ранен во время штурма Зимнего. Он так и не знает ее имени, но очень хорошо помнит ее. Вот было бы чудесно, если бы удалось ее встретить. Она, наверное, по-прежнему в Петрограде. Август поедет туда и, конечно, встретит ее и скажет, что он тот самый солдат, рану которого Она так ловко перебинтовала, и что он ее любит. Что она ответит? Она спросит, почему он так долго не говорил ей об этом. Тогда он расскажет о Севере, о том, как он устанавливал Советы…

Берзину казалось, что он несется на нарте по искристому снегу и рядом девушка с серыми глазами. На ней кожаная тужурка. На рукаве белая повязка с красным крестом. Август улыбается ей. С легкой улыбкой Берзин заснул. Ему снился радостный сон…

Также долго не могли заснуть в эту ночь Антон и Наташа. Когда ревком решил, что в Усть-Белую поедет и Антон, Наташа приняла эту весть почти спокойно. Приближался день отъезда, и Наташа заволновалась, Прижавшись к груди Антона, она, не переставая, плакала, Антон нежно обнял ее, пытался успокоить:

— Ну, не надо, Наташа. Перестань. У тебя такие горячие слезы, что они мне грудь прожгут.

Он старался говорить шутливо, а у самого тяжело было на сердце. Месяц, на который рассчитана поездка, кажется им бесконечно длинным. Антон понимал, что она будет себя чувствовать очень одинокой, и просил Нину Георгиевну как можно больше бывать с Наташей. Наташа, всхлипывая, шептала:

— Никого мне не надо. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу. Я такая, такая несчастная. Почему я не могу ехать с тобой, быть с тобой вместе? — В ее голосе зазвучало отчаяние. — Зачем мне ребенок, зачем, если я не с тобой, если с тобой что случится…

— Клянусь на северных красавиц не смотреть, — пошутил Антон и взволнованно продолжал: — Береги себя, дорогая, любимая моя, береги, я очень хочу, чтобы у нас скорее был сын. Или ты хочешь, чтобы была дочка?

— Сын, сынок… — вздохнула Наташа, — весь в тебя.

И она снова заплакала. Антон поцеловал жену, я нежность захлестнула его. Он был счастлив и чувствовал себя сильным, готовым к любым трудным дорогам.

Ни он, ни Наташа, ни их товарищи не знали, какие у них впереди трудные пути, что многие погибнут и не раз на них обрушатся испытания, которые потребуют силы, выдержки, веры в свое дело, но они все выдержат и в этом им очень поможет любовь.