Анатолий Вахов - Пламя над тундрой

После отъезда Струкова и Трифона Бирича в тундру Нина Георгиевна и Елена Дмитриевна сблизились еще больше. Елена ничего не скрывала от своей подруги. Она любила Мандрикова и мечтала быть с ним.

— Но это невозможно, по крайней мере здесь, — говорила ей Нина Георгиевна и поняла, что ей неприятно все это. Она, не сразу могла разобраться в своем настроении. Любовь Елены к Мандрикову и обижала ее, и оскорбляла, и вызывала грусть. Ей иногда казалось, что Елена отбирает у нее что-то очень дорогое.

— Почему? Почему я должна на кого-то оглядываться? Мне все тут чужие. Почему они должны распоряжаться мной? Почему у женщин такая проклятая судьба? — восклицала Елена и металась по комнате.

Нина Георгиевна была согласна с подругой, но выхода пока не видела.

В таких разговорах они и проводили дни. Елена старалась как можно чаще встречать Мандрикова то на улице, то заходила к нему в склад. Но эти короткие встречи только доставляли Елене еще большие мучения, нельзя обо всем поговорить, побыть вместе с любимым человеком.

Не лучше чувствовал себя и Михаил Сергеевич. На неодобрительные замечания Берзина он перестал обращать внимание. В своем чувстве он не видел ничего плохого. К тому же предупреждение Елены убедило, что и она любит его.

Мандриков тянулся к Елене, но возможности к сближению с ней не видел. Он мечтал о том дне, когда в Ново-Мариинске все изменится, и тогда он скажет ей о своей любви, попросит стать его женой… «Да, но она же замужем? Ее муж Трифон Бирич — его враг. Как быть?» — думал Михаил Сергеевич. Елена первая сделала решительный шаг.

В пятницу, после завтрака, Елена, как обычно, вышла с Блэком на прогулку. Она неторопливо пошла по Ново-Мариинску, отвечая на поклоны знакомых. Елена дошла до лимана, постояла на берегу, затем, направилась к складу, в котором работал Мандриков.

Елена подошла к дверям склада и уже хотела открыть их, но тут же повернулась и быстро направилась к Нине Георгиевне.

Та не удивилась ее приходу. Они встречались каждый день, но Нина Георгиевна обратила внимание на то, что Елена чем-то возбуждена. Она все время ходила по комнате, не находила себе места.

— Что с тобой? — спросила Нина Георгиевна.

— Я… — Елена смело смотрела в глаза подруге. — Разреши мне пригласить Сергея Евстафьевича к тебе сегодня.

— Сюда? — вырвалось, у Нины Георгиевны, и ей почему-то стало холодно. Она зябко поежилась.

— Ну да. — Елена не замечала, что происходит с подругой. — Я к себе не могу. Да он и не пойдет, Ну, пойми меня, Нина, ты же любила! Ты знаешь, я не могу больше без него! — Елена Дмитриевна неожиданно заплакала, Нина Георгиевна обняла ее, и в этом жесте, в том, как она успокаивала подругу, было что-то материнское. Нина Георгиевна сказала:

— Хорошо, Лена. Я согласна. Приглашай его…

— Правда? — Елена подняла заплаканное лицо. — Какая ты добрая, хорошая. Знаешь, Нина, иногда мне кажется, что ты что-то таишь от меня. В жизни тебе приходилось трудно? Очень тяжело?

— Да, — ответила Нина Георгиевна, и ее синие глаза стали грустными. Лицо разом постарело. Она тихо попросила: — Не надо об этом говорить.

— Конечно, — Елена догадалась, что затронула что-то очень больное, что Нина Георгиевна от всех старательно прятала. Она поспешно добавила: — Что было, то забыто, — и повеселела. — Значит, ждем гостя?

— Ждем. — Нина Георгиевна подумала о том, как странно иногда складывается судьба. Разве могла она или Безруков во Владивостоке предполагать, что они встретятся здесь, на Севере, и он снова будет гостем в ее доме. Нет, это не ее дом. Здесь она временно и, наверное, скоро уйдет. Куда? К кому?

— Ну вот, ты и задумалась, о чем? — окликнула ее Елена.

— Чем угощать будем, — слукавила Нина Георгиевна и поймала себя на том, что ей будет приятно видеть у себя Сергея Евстафьевича. Всегда при виде Мандрикова она испытывала приятное, светлое чувство.

Забежали на минутку Оттырган и Куркутский. По тому, как с ними разговаривал Мандриков, обменивался взглядами, Соколов сразу же определил, что это не простые покупатели, а люди, между которыми есть какая-то крепкая, но невидимая для него связь.

Михаил Сергеевич не замечал, что заведующий складом Соколов стал внимательно присматриваться ко всем, кто заходит в склад, прислушиваться к разговорам. Мандриков привык К тому, что заведующий был скрытным, занятым своими думами. Михаил Сергеевич был спокоен. Казалось, все шло хорошо. Вовремя вернулся с копей Рыбин. Проезжая мимо склада, он жестом показал, что все в порядке.

Елена довольно долго гуляла по берегу Казачки, не выпуская из виду двери склада. Когда Соколов и Мандриков закрыли склад и расстались, она пошла за Мандриковым. Он шагал быстро и, опасаясь, что не догонит, Елена окликнула его:

— Сергей!.. Сережа!..

Мандриков обернулся, Елена, запыхавшись, подбежала к нему. Забыв обо всем, они обнялись. Блэк заворчал.

— Я ждал тебя… — говорил Мандриков. — Почему не пришла?

— Мне надоел этот склад, люди, которые нам мешают. — Елена говорила быстро. — Пойдем со мной.

— Куда?

— Пойдем, пойдем, — она схватила его за руку и потащила за собой. Мандриков нерешительно сопротивлялся. Она засмеялась: — Или ты боишься меня?

Михаил Сергеевич ответил ей крепким пожатием руки. Войдя в квартиру Струкова и увидев Нину Георгиевну, Мандриков на какое-то мгновение смутился и вопросительно посмотрел на женщину. «Неужели ты рассказала Елене о том, как мы познакомились во Владивостоке? Что же подумала Елена?»

Нина Георгиевна словно разгадала его немой вопрос. Она держала себя просто, как радушная хозяйка.

— Добрый вечер, Сергей Евстафьевич. Очень любезно с вашей стороны, что вы зашли. Мы же теперь соломенные вдовушки…

— Оставь этот тон, — прервала ее Елена и сказала: — Мы, вернее я, очень хотели видеть тебя, Сережа.

Елена не заметила, что она впервые при постороннем человеке назвала Мандрикова на «ты». Молодая женщина волновалась от переполнившего ее счастья. Она без умолку говорила, шутила и этим очень помогла Нине Георгиевне и Мандрикову. Неловкость, возникшая между ними, исчезла. За столом велась непринужденная беседа о событиях в России и о жизни здесь, на Севере, о Свенсоне. Постепенно беседой завладел Михаил Сергеевич. Женщины внимательно его слушали.

— Вот вы, Елена Дмитриевна, — он никак не мог перейти на «ты», — ужасаетесь, что в России революция, что народ сверг царя и вам приходится жить здесь, где, к слову говоря, не так уж плохо.

— Царская власть была законной, — вспыхнула Елена Дмитриевна. Ее слова задели Мандрикова. Он резко произнес:

— Власть, основанная на угнетении человека человеком, должна погибнуть, потому что естественно — стремление человека к созданию общества, основанного на равенстве и свободе!