Анатолий Вахов - Пламя над тундрой

Настроение чукчей резко изменилось, они кивали, подтверждая свое согласие с Тейкелькуте — он прав, а не гость. Гость рассказал хорошую сказку, а американ дает товары.

Берзин едва владел собой. Он готов был схватить за шиворот этого жирного старика с ехидными глазами. Он — такой же враг, как Громов и Бирич, а может быть, и опаснее. «Прав Михаил, — с горечью подумал Берзин. — Не гожусь я в агитаторы. Этот старик припер меня к стенке, и я готов его к стенке поставить».

Берзин слышал, как толчками бьется кровь в ушах, вздрагивает жилка на виске. Его бесил насмешливый и ненавидящий взгляд Тейкелькуте. Владелец оленьих стад торжествующе наклонился вперед, вытянув шею. Его черные волосы спадали космами, из-под них выглядывали большие серебристые серьги. Тяжелая духота отнимала последние силы Августа, но он продолжал бороться:

— Вы можете сами, без всякой платы, взять товары у купцов, — вы давно за них уже уплатили…

Удивление чукчей росло. Теперь они совершенно не понимали гостя, как же это можно сделать? Они ждали, когда гость разъяснит им, почему они могут так поступить. Но послышался лай собак, крик каюров, скрип снега под полозьями нарт. Чья-то голова просунулась в ярангу, и раздался взволнованно-радостный крик:

— Американ приехал! Свенсон!

Все кинулись из яранги, одеваясь на ходу. Куркутский и Берзин остались одни. Яранга, освещаемая экки — жировым светильником, показалась Августу особенно неуютной, тоскливой. На подпорах крыши висел жалкий скарб — рваные шлейки для упряжек, самодельные капканы, какие-то мешочки, ржавые консервные банки с рваными краями. Удрученный своей неудачей, Берзин встал и вместе с Куркутским вышел из яранги. После ее полутьмы в глаза ударил ослепительный свет. На них никто не обращал внимания, о них словно забыли. Все стойбище было возбуждено. Около прибывших четырех упряжек тесным кольцом столпились оленеводы, весело переговариваясь со Свенсоном. Он, одетый в кухлянку, с обнаженной головой, весело откликался на приветствия:

— Эттык! Здравствуй!

Берзин с огорчением видел, что торговец в стойбище свой, желанный человек. Он пожимал руки, похлопывал по плечу, угощал табаком чукчей, довольно быстро говорил по-чукотски. Как лучшие друзья, Тейкелькуте и Итэвкей не отходили от него. Тут же вертелся малыш лет трех, похожий на Свенсона.

Сквозь толпу людей пробралась чукчанка. Берзин обратил внимание на ее миловидное лицо, в котором угадывалась примесь европейских черт.

— Кымытваль! — воскликнул Свенсон и обнял женщину за плечи. Он привлек ее к себе и по-английски добавил: — Здравствуй, моя дикарочка!

Чукчи хохотали, приплясывали, весело кричали. Тейкелькуте что-то сказал Итэвкею и Туккаю. Они бегом бросились к своим ярангам и вышли из них с арканами. Несколько человек, прихватив с собой тазы, присоединились к ним, и все направились к бродившему невдалеке оленьему стаду.

— Бить оленей будут, — сказал Куркутский. — Приезд Свенсона всегда пиршеством отмечается. Ну, а мы — домой?

Август отрицательно покачал головой:

— Пойдем, посмотрим.

Они подошли к стаду, вокруг которого ходили Туккай и Итэвкей. Олени почувствовали опасность, сбились в кучу и тревожно, гулко ревели. Вожак стада, крупный желто-серый бык с красивыми выпуклыми глазами, метался из стороны в сторону, закидывал на спину большие ветви рогов, хрипел, нервно раздувая ноздри.

Август залюбовался стройными изящными животными. Туккай и Итэвкей о чем-то перекликнулись и неожиданно метнули арканы, которые все время перебирали в руках. Кожаные петли со свистом размотались в воздухе и повисли над стадом. Оно рванулось с места и понеслось в тундру, а на истоптанном снегу бился молодой олень, поднимая тучи серебристой пыли. Он хрипел, пытался вырваться из обхвативших его петель арканов, но они только туже затягивались. Животное дрожало, и на его губах появилась кровавая пена.

Туккай и Итэвкей неторопливо, осторожно подобрались к оленю, сматывая арканы. Животное затихло, и чукчи очутились совсем рядом с ним. Олень вытянул ноги, опустил голову к земле. Итэвкей стремительно бросился к нему и, выхватив нож из ножен, болтавшихся у пояса, вонзил его под левую лопатку оленя. Животное с тяжелым вздохом ткнулось головой в землю. Воздух огласился взрывом одобрительных криков зрителей. К оленю подбежали женщины с тазами собирать кровь…

Туккай и Итэвкей пошли к стаду за новым оленем, а убитого уже принялись свежевать женщины…

Вернувшись в стойбище, Август и Куркутский застали тут бойкую торговлю, На нартах были разложены товары, и Свенсон со своим помощником вел еж обмен на пушнину.

Дорогие шкурки шли за плитки чая, горсть патронов, пачку табаку… Какой-то чукча долго и любовно вертел в руках винчестер. Свенсон что-то сказал охотнику, и тот согласно закивал. Американец поставил винчестер прикладом на утоптанный снег, а чукча стал складывать около ружья в стопку шкурки песца, связки которых держала его жена. Вот стопка дошла до середины ружья, потом мех коснулся ладони Свенсона, лежавшей на дуле винчестера. Куркутский переводил Августу, о чем говорили Олаф и охотник.

— Мое ружье! — сказал чукча и взялся за дуло.

— Ты хочешь обмануть своего друга? — укоризненно покачал головой Свенсон. — Я тебе хорошее ружье даю, а ты мне три шкурки недодаешь?

— Шкурки выше ружья лежат, — озадаченно произнес охотник. — Смотри!

— И ты смотри, — Свенсон нажал на груду пушнины, и она осела, стала ниже винчестера на целую четверть. Свенсон захохотал. — Ишь, какой ты хитрый. Клади еще!

Охотник покорно положил еще несколько шкурок, и Олаф торжественно вручил покупателю ружье. Патроны к нему были куплены за новые шкурки.

Кровь бросилась в лицо Берзина. Никогда он не видел подобного обмана. И все это делалось так, будто бы американец делает одолжение и благодеяние. Берзин был не и силах больше смотреть на происходящее:

— Это же бессовестный грабеж!

— Чукчи убеждены, что Свенсон их лучший друг, И разубедить их пока невозможно.

— Словами — да, — кивнул Берзин. — Надо делами.

— Привезти сюда товары и продавать их дешевле, чем Свенсон, — размышлял учитель. — И тогда чукчи поверят, что советская власть хорошая, пойдут за ней.

— Мы сделаем это, — убежденно произнес Август. — Чукчи навсегда пойдут с нами.

Под вечер костры жарко пылали в ярангах Тейкелькуте и Итэвкея. В котлах варилась оленина, кипятился в больших чайниках ароматный крепкий чай. Свенсон щедро угощал всех спиртом. Веселье разрасталось… Посидев у Тейкелькуте, Свенсон перешел в ярангу Итэвкея. Здесь Свенсону подали жирный кусок полусырой оленины. Олаф спокойно принял его и стал с аппетитом есть. Собравшиеся в яранге чукчи одобрительно смотрели на торговца. Олаф усадил рядом с собой Кымытваль и отдал ей недоеденный кусок мяса. Кымытваль не скрывала своего счастья. Захмелев, Свенсон надел на нее десяток ниток ярких дешевых бус и, не обращая внимания на Итэвкея и его гостей, стал подталкивать Кымытваль в полог. Женщина под общий хохот шутливо упиралась. Олаф, рассердившись, сильно толкнул ее. Итэвкей гневно крикнул на жену. Он горделиво посматривал на собравшихся. Свенсон не брезгует его женой. Кто еще может этим похвалиться? Да, он лучший друг американа! Кымытваль скрылась в пологе. За ней ввалился Свенсон и, обняв женщину, вспомнил о Елене Дмитриевне. За меховой стеной полога слышались голоса пирующих…