Виктория Гольдовская - Три колымских рассказа

Ира подошла к постели и удивленно смотрела то на сына, то на Федю.

— Он ест! И смеется? Я так давно не слышала, чтобы он смеялся. Воробышек мой! Откуда вы это достали?

Донцов обернулся, чтобы указать на Савватеева, но табуретка у стола была пуста. Фан Фаныч, человек, который поспорил с самим Джеком Лондоном, незаметно ушел.

…С этого для Воробышек пошел на поправку. А когда пурга улеглась, отец вынес мальчика на улицу.

Вдали громоздились сиреневые сопки. Над ними не мело, и очертания их были четки, как на рисунке. В глубоком, как бы распахнувшемся небе плыли легкие облака.

В тишине где-то далеко за Галимым загрохотали тракторы. Все ближе, все громче. Потом прозвучали выстрелы: хурчанцы стреляли из ружей. Так, по обычаю, встречают в тайге первый зимний аргиш.

Лидочка лежала в углу двора, свернувшись комочком на старом тракторном сиденье. Оно было широкое, как диван, и приятно пахло мазутом и солнцем. Весь двор был залит мазутом и солнцем, завален ящиками, колесами от машин и какими-то железками. Набухали вытаявшие из-под снега щепки, от опилок шел пар.

Бурко, позвякивая цепью, грея на солнце облезлые бока, пытался дотянуться до просмоленной, опрокинутой лодки и никак не мог. С крыши сарая оборвалась сосулька. Весна… Но на горах еще снег белым, розовый, а вдалеке — сиреневым. На дороге в следы от колес натекла вода. Будто расстелил кто голубые капроновые ленты.

Ах, эти ленты! Не дают они Лидочке покоя, а мама не покупает, говорит, что она еще успеет модничать. Если будет хорошо учиться, тогда купит. Надо идти делать уроки. Хорошо Бурко, ему никто уроков не задает. Лидочка показала Бурко язык и побежала к дому. Мимоходом взглянула на облезлую вывеску «Перевалбаза». Долго это слово казалось ей смешным, а потом поняла, что нисколечко не смешно. Перевалка, потому что переваливают здесь все эти тюки в железяки.

Привезут из района ящики с надписью «Дальний Север», здесь их сбросят в сараи или сложат в штабель, а потом погрузят на тракторные сани и повезут на рудник. Потому что дальше дороги для машин нету.

Папа говорит, если найдут богатую жилу, до самого рудника дорогу сделают и фонари повесят, чтоб медведей пугать.

А пока нету ни жилы, ли дороги, даже эта, что до перевалки идет, сейчас по весне «ханула». Так говорят шоферы. Бурко вдруг вскочил и залаял. И ничего дорога не ханула! Вон по ней «краб» идет, по воде колесами шлепает. Лидочка уже видит, чей это «краб». Дяди Ивана Быковского. Машина остановилась, и Лидочке, как всегда, стало смешно: как это дядя Иван, такой толстый, запихивается в кабину?

Иван кричал, что дорога такая, что «черт ее не видал», и если через два дня не вывезут из района все грузы, то на руднике летом «будут запевать матушку-репку».

Потом шофер рассказывает новости. Взрослые хохочут, а Лидочке непонятно, что смешного в том, что завбазой вместо смазочного чуть не отгрузил сливочное масло. Задали бы им такие трудные уроки, как ей, небось не смеялись бы!

Дядя Иван допил чай и подошел к ней:

— Что пишем, подружка?

— Упражнения по русскому.

— Бросай свои примеры. У меня для тебя во какая новость! Знаешь, кого я в районе видел? Не угадаешь! Василия Григорьевича…

В ту же минуту брат Юрка выскочил из чулана, где он мастерил спиннинг из тушеночной банки, и дернул ее за косички.

— Мам, скажи Юрке!

Мать беззлобным голосом произнесла грозную фразу:

— Вот я ему скажу! Как возьму ремень!..

Юрка нахлобучил шапку и побежал на улицу. Лидочка посадила кляксу. Конечно, в комнате, где сидит столько людей, все равно ничего хорошего не напишешь! И в голове все пошло кругом… Василий Григорьевич! Она сложила тетрадки и надела тулупчик.

— Лида, а уроки? — остановил отец.

— Пусть идет. Где ей их делать? Вот скажи, Иван, и кто только строил эту перевалку? Изба, как клуб, а комната одна. Всегда народ, дитю позаниматься негде. Еще успевает, слава богу!

— Мать — вечная заступница!

Юрка поджидал Лидочку у сарая и стал дразнить.

У других старшие как старшие, уроки помогают делать, на улице заступаются, а этот… Лидочка подошла к Бурко, отстегнула цепь, обняла лохматую голову и, когда пес облизал ее лицо, покосилась на сарай: пусть видит! Собака и та жалеет ее, а брат родной… Но Юрке уже надоело дразниться. Убежал к реке.

Лида сбегала в дом, своровала для Бурко оленьей печенки. Завилял хвостом… Спасибо говорит. Улеглись они рядышком. Лида посмотрела на небо. Над ней оно было синее, а над горами почти белое. Снег, наверно, отражается. Плыли облака какие-то лохматые, как вата. И каждое само по себе. Ни за что одно с другим не соединится. Лидочке удобно лежать так, смотреть на облака и вспоминать про Григорьевича.

…Она была во втором классе. Приходит как-то из школы, а за столом сидит незнакомый. Худой такой, длинный, Волосы прямые, все время падают на глаза. Мама ему:

— Вот наша Лида, Василий Григорьевич.

Стало скучно сразу. Начнет небось, как все, спрашивать, какие у нее отметки и что задали по арифметике. Знает она этих больших! Но он ловко сунул руку под стол и спросил:

— Угадаешь, что у меня есть? — Не дожидаясь ответа, он вытащил огромный арбуз и стал подбрасывать его, как фокусник. Арбуз, наверно, отражался у него в глазах, потому что они были бледно-зелеными. Почему-то Лидочка не удивилась ни тому, что арбуз зимой, ни тому, что он в глазах отражается. Она сразу поняла, что это не такой человек, как все.

— Ела такой?

— Колымчанка она у нас. Какие тут арбузы…

— И неправда. Ела. Папка из района целых два привозил. Только давно.

— А соленый арбуз ела?

— Он же сладкий! — Лидочка фыркнула. Она уже не стеснялась чужого. — Может, еще с перцем?

— И с перцем. Нечего смеяться. Поедешь со мной на юг? Там я тебя таким перцем накормлю! Красным. Читала в сказках про гномов? Это у них не шапки, а перец на голове.

Оба они рассмеялись.

— Я смотрю, быстро вы подружились, — сказала мать. — Даже гулять не бежит!

Лидочке почему-то стало неловко, что Василий Григорьевич все с ней, да с ней разговаривает. Она стала надевать пальто. Но долговязый и на улицу пошел с ней.

Падал снег.

— На коньках катаешься? Эх ты! А на лыжах? — Он вернулся в дом, взял папины лыжи и показал, как елочкой взбираться на сопку.

— Ловкие вы какие!

— Еще бы! Я и институте чемпионом был.

А что? Был, наверно. Такой хвастаться не станет.

День тогда очень быстро кончился. В жизни Лидочка не видела такого короткого дня! Когда глаза у нее стали слипаться и мама укрыла ее потеплее, приезжий взял чурбачок, что стоял у печки, подсел к ее кровати и спросил: