Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Мама моя давно умерла…

— Был прекрасный мальчик, способный физик, комсомолец. Но попал в руки какой-то Петровой, даже имя ее произносить не хочу…

— Да, у меня есть друг, а что — жить одной лучше?

— Я верна памяти мужа…

— Как это не пьет, — пьет…

— Нет, нет, нет!..

— Не нет, а да…

— У тебя прекрасная комната, Нина.

— Нина, что я вижу? Новый сервант? Польский?

— Представь, наш, отечественный…

— Смотри, как научились делать…

Жена Володи Кузнецова поспешно вставила:

— Вы думаете, мы не умеем? Мы все умеем. Вот у нас на швейной фабрике: если бы нам давали хорошую фурнитуру, пуговицы например…

И вдруг Костя Семинский посмотрел на часы:

— Видимо, Богданов не придет…

— Он хотел прийти, — грустно спохватилась Нина, — но, ребята, ведь это же очень занятой человек!

— Что же, мы не понимаем, что ли! — Володя Кузнецов сделал серьезное лицо.

Одна из жен заметила, разочарованная:

— Ради такого случая можно бы отложить дела…

— Не все можно откладывать, есть же и дела государственной важности, — чуть сухо остановила ее Нина. — Ну, товарищи, прошу за стол.

— Но первый тост мы все-таки провозгласим за нашу гордость, за нашего Мишу Богданова, — предложила Роза, — хоть он и не приехал…

И все-таки Богданов приехал.

Приехал, когда его уже никто не ждал, когда все разгорячились и стремительный Костя Семинский в азарте спора смахнул-таки локтем со стола хрустальную рюмку, а неловкий муж Лиды уронил на новый пиджак промасленный пирожок, за что получил нагоняй от жены; когда уже спели «По долинам и по взгорьям» и Роза, охотно показывая свои еще стройные ноги, хотела научить всех танцевать шейк.

— Безумие, — сказала Лида, — мои старшеклассники изуродовали пол в актовом зале этим самым шейком…

— Вы разрешаете им танцевать? Это можно? — ахнула Елена Дмитриевна.

— А что? — сказала одна из жен. — Дети хотят идти в ногу с веком.

— Как мне нравился когда-то вальс… — вздохнула Елена Дмитриевна. — И так никогда и не пришлось мне потанцевать, не было случая…

Кудрявая жена Володи Кузнецова, та, что жаловалась на плохую фурнитуру, удивилась:

— Как это не было случая? За всю-то жизнь?

Никто не стал рассказывать ей историю жизни Елены Дмитриевны, она поахала и умолкла.

Каким чудом Нина расслышала звонок — непонятно, она метнулась в переднюю, и, раньше чем кто-либо понял, зачем она туда побежала, вошел широкоплечий, со знакомой по газетным портретам улыбкой, открытый, добродушный Богданов в сопровождении высокого, тоже очень широкоплечего молодого человека. Богданов распахнул руки, как будто хотел сразу всех обнять, и сказал с укоризной:

— Мне-то хоть оставили что-нибудь, черти? Я голодный, как волк.

Володя Кузнецов хотел было сесть рядом с Богдановым, но молодой человек не заметил этого и сел сам, а с другой стороны от именитого гостя поместилась хозяйка дома. Богданов представил:

— Это мой племянник. Нам еще надо с ним сегодня попасть за город. На дачу… А сам я машину не вожу.

Все без интереса кивнули молодому человеку, и только Шурочка стала вглядываться в его лицо.

— Что-то я не пойму, чей же это — сестры сын, что ли? Разве у нее был сын?.. Или это Сергея сын?

— Это племянник со стороны жены, — пояснил Богданов и ласково продолжал, следя краем карего глаза, как Нина, волнуясь, накладывает ему на тарелку кушанья, и жестом останавливая ее, чтобы не клала слишком много. — Черти вы мои! Милые вы мои, сколько же мы не виделись…

Володя Кузнецов вытер салфеткой мясистые губы.

— Со мной, например, лет шесть… мы же встретились на совещании хозяйственников…

— Да, да… — вспомнил Богданов. Взгляд его блуждал по лицам, и Нина, следя за его взглядом, подсказывала, кто это и где работает.

Роза не стала ждать своей очереди.

— Миша, — бойко сказала она, — не мучайся, не напрягай память. Просто я выкрасилась в другой цвет. Надеюсь, ты не забыл Розу?

— Ну да! Ты же была черная!

— Немодно, теперь я блондинка.

— Стала певицей?

— Увы, работаю в театре, но… администратором.

— Все-таки в театре, — утешил ее Богданов.

После того как Роза так смело назвала его на «ты» и «Миша», все как будто сбросили с себя броню, перестали стесняться. Кричали: «Богданов», «Миша», «Михаил» и даже «Мишка». Богданову все это нравилось. Он сам с удовольствием выговаривал имена, вспоминал старые прозвища. Тут Нина решилась:

— Миша, а это Елена… Лена Михайлова…

— Очень рад, — равнодушно сказал Богданов. — Ты в какой же ячейке была? Что-то я не очень помню…

— Я… — Елена Дмитриевна изогнулась, как пантера, готовая к прыжку. Даже блеснули пуговицы на кофточке.

Но Нина не дала ей сказать ни слова, перебила, заслонила ее, стала предлагать гостям выпить шампанского за их молодость, за их дружбу. Ах, она так счастлива, что сейчас все они сидят за одним столом, «комсомольцы двадцатого года».

И Нина даже вытерла слезы.

— Ты все такая же плакса, как была, — сказал Богданов, тронутый ее чувствительностью. — Хлопцы, девчата, вы помните, какая она была плакса?

Перебивая друг друга, гости кричали: а это помните? А помните, как Костя?.. А Володя?.. Шурочка, что же ты молчишь, ты же была свидетелем?.. Лида, а ты?.. Споем, ребята?.. Ах, посидеть бы еще разок у костра… В войну? Как, ты был на Юго-Западном? И я на Юго-Западном. Лейтенантом? А ты, Миша? Я — в штабе армии. Кем? Ну, скажем, членом Военного совета… А-а! Скромность, она украшает… Миша, ну неужели мы будем терпеть с Вьетнамом?.. Ребята, без политики… Отдых, отдых, отдых. Спеть?.. Ну, еще споем, успеем… За нашу дружбу! Да здравствует молодость! Что — колхозы? С сельским хозяйством у нас не плохо… Потанцевать? Стоит ли? Ты «за», Миша? С тобой?

Нина растерянно развела руками:

— Я эти современные танцы не знаю… А ты разве танцуешь?

— Почему же! — возразил Богданов. — Бываю на приемах с иностранцами, танцую, когда надо… напрактиковался дома с дочкой и освоил эту премудрость… Нет таких крепостей…

Шурочка не выдержала, сказала громким шепотом:

— Мой сын такой способный, такой талантливый мальчик. Как танцует… Давно бы продвинулся, устроил судьбу. Так надо же, попал в лапы Петровой. А ей бы только деньги, только деньги…

Ее никто не понял, никто не слушал.

Загремела пластинка на радиоле, и, смеясь над своей бестолковостью и неумелостью, танцующие пары затоптались в тесной комнате. Лида с Богдановым, Роза с Кузнецовым, Нина с Костей.

Весь вечер Нина поглядывала на Костю с нежностью. Не будь горьких складок у рта, можно бы сказать, что он совсем не переменился. То же пламя в глазах, те же мягкие волосы, та же манера встряхивать головой. И курточка, пожалуй, та же, ну не та, но похожая, спортивная, с карманами. В те годы застежек «молния» еще не было. А из кармана торчала тогда не автоматическая ручка, а карандаш.