Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Костя, а почему твоя жена не пришла?

— И верно, Костя, — любезно спросила Нина, — почему она не пришла?

— Не захотела, — резко ответил Костя.

— Почему так? Чем это она так занята? — настаивала Роза. — Сторожит твои великие изобретения, чтобы не украли?

— Ты такая же дура, как была, — сказал Костя.

— Это же шутка, — взволновалась Нина. — Роза, ну скажи, что это шутка. Костя, извинись…

Поднялся галдеж, смеялись над Розой, над Костей, вспоминали, как он сделал себе зажигалку и как зажигалка взорвалась. Роза смеялась, пожалуй, громче всех. Она уже опомнилась, опять стала компанейской, немножко беспутной, бесшабашной Розой.

— Костя, — кричала она, — помнишь, как ты мне чинил примус? Ты и тогда уже был гением в технике…

— У тебя и тогда уже была дырка в голове, — Володя Кузнецов повертел пальцем около лба, показывая, какая дырка была у Кости в голове.

Все хохотали.

Только племянник Богданова сидел безучастно, белокурый, гладкий. Так сидит и дремлет на солнышке молодой здоровый кот.

— Вам скучно с нами, с пожилыми, — пожалела его сердобольная Шурочка. — Вы не женаты?

Будто стальная пружина развернулась в молодом, сильном парне, он выпрямился. Так кот кидается на беспечную птицу.

— Нет.

— Видно, что вы занимаетесь спортом, — не отставала Шурочка, любуясь его плечами и здоровым видом. — Да, до женитьбы мой сын тоже увлекался спортом.

— Угу. — Молодой человек, не дослушав, встал, потому что поднялся с места Богданов. Нина показывала ему альбом с любительскими желтыми фотографиями.

Богданов вдруг тихо спросил, вглядываясь в блеклый снимок:

— Маша? А где она теперь?

— В Москве, — ответила Нина.

Богданов прикрыл глаза, потом снова стал смотреть на фотографию.

— Хотелось бы ее повидать…

— Да? — немного растерялась Нина.

Когда она составляла список гостей, то долго, очень долго размышляла над каждой фамилией. По привычке поставила синим карандашом птички над безусловными кандидатурами, красные вопросительные знаки там, где сомневалась. Машу она сразу же, без колебаний, вычеркнула, уверенная, что Богданову эта встреча будет крайне неприятна. Ведь Маша почти что считалась его женой, ну, скажем, невестой, если бы тогда так выражались… Ой, как же она тосковала, бедняжка, когда Богданов уехал, хотела утопиться, подруги прямо охраняли ее, чтобы не опозорила организацию. Сумасшедшая была девушка эта Маша.

— Ты встречаешься с ней? — спросил Богданов.

— Да… нет… как-то не получается…

— Поедем за ней! — вдруг решил Богданов. — Сейчас же поедем, я хочу повидать Машу. Машина внизу, мы мигом смотаемся туда и обратно и привезем Машу. Одевайся, Нина!

— Поздно, тетя не спит, ждет нас, — тихо сказал племянник.

И Нина взмолилась:

— А гости?

— Подождут, — твердо сказал Богданов, как человек, умеющий и хотеть и подчинять других своим желаниям. — Кузнецов, оставайся за главного, руководи, мы вернемся… Жорж, пошли…

Уже в передней, оглянувшись, Нина заметила, что Костя ищет свою шляпу, собираясь уходить, но не могла задержаться. Богданов торопил:

— Едем…

Она еще раз оглянулась, уже сидя в машине. Костя, ссутулясь, вышел из ее подъезда.

Было около полуночи, когда они разыскали деревянный, похожий на барак, домишко, притулившийся среди новых строений нового квартала. Всю дорогу, пока их приятно покачивало на гладком асфальте, Богданов, разомлев, зачем-то рассказывал Нине, как он уважает свою жену, которая его еще никогда и ни в чем не подвела, жаловался на свою загруженность и занятость, но тут же говорил, что радуется и гордится тем, что так загружен и занят. Он считает, что их работа, — он слегка похлопал по руке Нину, — очень важна и нужна государству. Пусть маленькую, но свою лепту они вносят, помогают, фигурально выражаясь, тем, кто вершит судьбы истории. Нина расхрабрилась и сказала, что напрасно Миша так скромничает: не только помогает — он среди тех, кто держит в своих руках судьбы истории.

— Не перехватывай, — засмеялся Богданов. — Я тебе как на духу говорю: я человек простой. Разве я не имею права посидеть с друзьями молодости, с земляками, повидаться с любимой девушкой? Жена упрекнет: зачем пил? Ты подтвердишь, Нина, что я выпил совсем немного…

— Конечно… я… — Нина была смущена. Она не была знакома, да и не очень хотела знакомиться с женой Богданова. К чему ей лезть в его семью?

А он как будто читал ее мысли:

— Я тебя познакомлю с женой, с сыном, с дочерью. Умная такая, современная штучка. Ты не поверишь, ставит меня в тупик своими вопросами… Нет, не спорь, — продолжал он, хотя Нина не спорила, — я имею право повидать Машу. Я сказал на работе: «Товарищи, у меня сегодня встреча с моими земляками, с моей молодостью». Имею я на это право?

— Ну, конечно, — печально подтвердила Нина.

Все-таки ей было жалко, что Костя ушел обиженный. А может, даже не обиженный. Костя ведь такой — скучно стало или неинтересно, он и ушел. Быть гибким, приспосабливаться к обстановке — это он не умеет и не умел никогда.

— Костя Семинский уже много лет продвигает свое изобретение, — почему-то сказала она.

— Что-нибудь толковое? — поинтересовался Богданов.

— Не знаю, — честно ответила Нина. — Но если толковое, так неужели этого никто не видит?..

— Бывает и так, что не видят. Мало, думаешь, у нас еще консерваторов и бюрократов?

Машина остановилась у деревянного домика.

Нина вошла первая, за ней Богданов, потом недовольный Жорж.

— Ты не поверишь, как я волнуюсь. Пульс, наверное, двести, — признался Богданов.

Нина смело нажала на кнопку звонка. Дверь распахнулась, старая женщина с растрепанными волосами испуганно спросила:

— Вам кого? Вы из «неотложки»? Но я сегодня не вызывала. Ой, это ты, Нина?

Легкий хмель, взбудораженность, возбуждение разом выскочили у Нины из головы, как пробка из бутылки. Она заулыбалась и сказала, быстро сообразив, что истинную цель визита необходимо скрыть:

— Мы оказались рядом совершенно случайно. И зашли. Ничего, что так поздно?

— Я рада…

— Видишь, кто со мной? Это же Миша Богданов!

— Миша? Богданов? — Маша вскинула руки к волосам, стала поправлять шпильки. — Ой, я такая… Как ты сюда попал, Миша? Ну, заходи! Заходите же…

Она беспомощно оглянулась на переднюю, заставленную сундуками и старыми велосипедами, на дверь соседей. Дверь в ее комнату была широко распахнута, на кровати, в трусах, готовый ко сну, неподвижно сидел пожилой мужчина.

— Кто там? Маша, кто это? С кем ты говоришь? — тревожно спрашивал он.

— Он почти не видит, — чуть не плача, пояснила Маша. И крикнула в комнату: — Я сейчас, успокойся…

— Как же ты живешь, Маша? — с огорчением оглядывая хлам в передней и слепого мужчину в комнате, спрашивал Богданов.