Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Так и живу… А ты, Миша? Впрочем, что я спрашиваю, ты извини… Но зайдите же, — растерянно твердила она. — Ты совсем меня позабыла, Нина. Неудобно, что я держу вас в передней… Соседи… Мы уже собирались спать…

Та же милая беспомощность, что и когда-то, была в Маше, тот же милый голос, те же опущенные руки. И если бы не морщины, не седые волосы, не стоптанные шлепанцы на ногах…

— Мы на одну секундочку, — четко сказала Нина, понимая, что надо как-то выходить из положения. — Мы ведь совершенно случайно. Были рядом…

— Но как же? Неужели вы так и уйдете? Все как во сне… Миша? — Казалось, что Маша сейчас протянет к ним обоим руки, уцепится за них, не станет отпускать.

— Ты запиши мой телефон, — предложил Богданов. — Ты мне позвони… Извини, Машенька…

— Но за что?.. Я так рада, опомниться не могу… — Она и правда как во сне смотрела на этих хорошо одетых, уверенных в себе людей, чудом очутившихся ночью в ее квартире. — Я вас провожу…

Она спустилась за ними по лестнице, с удивлением посмотрела на огромную черную машину.

Жорж уже распахнул дверцу и всем своим видом показывал, что надо ехать.

— Я не думала, что встречу тебя когда-нибудь, Миша. Спасибо, что вспомнил обо мне. Спасибо тебе большое…

— Ты позвони…

— Иди, Маша, простудишься, — вмешалась Нина.

— Неважно…

Но Богданов уже сел в машину, за ним Нина. Жорж захлопнул дверцу, и машина плавно тронулась.

Богданов помахал рукой, но вряд ли Маша разглядела этот жест, хотя так и осталась стоять на месте, на ветру, трепавшем и без того растрепанные ее волосы, озаренные тусклым светом лампочки в матовом колпаке, неясно горевшей у входа в дом.

— Ну и история, вот влипли! — воскликнул Жорж.

— Ты что это? — строго спросил Богданов.

— А то, что было куда ехать, время терять…

— Не твоего ума дело! — прикрикнул Богданов. — Балбес ты, балбес, ничего не понимаешь. Ох, Нина, Нина, — застонал он, — не очень-то ловко у нас вышло. Как она постарела, бедная…

— Жизнь у Маши тяжелая. — Нина как бы извинялась за то, что Маша так плохо выглядит. — Натерпелась она… Сын попал под машину, муж ослеп… — И, помолчав, добавила: — Она никогда его не любила…

Богданов разговора не поддержал. Сказал только:

— Сейчас мы завезем тебя домой. Все-таки ты молодец, что всех нас собрала. Надо практиковать такие встречи… — Но о том, что друзья молодости ждут и его тоже, он больше не вспомнил. И Нина не решилась напомнить. Когда машина остановилась у ее дома, она поскорее вылезла.

— Ну пока… — неопределенно сказал Богданов.

Елена Дмитриевна не стала ждать, когда разойдутся гости, и, пока Нина и Роза провожали их в переднюю, пошла на кухню мыть посуду. Шурочка отправилась помогать ей. Она бережно снимала с блюд остатки закусок и прятала их в холодильник.

— А я не экономная, нет. Жизнь меня не выучила, — говорила Елена Дмитриевна, искоса поглядывая на то, что делает Шура. — Живу на пенсию плюс скромный приработок, но на питание не жалею. Питание — это основа…

Шура не слушала. Ее томила мысль, что муж, умерший два года назад, был когда-то способнее Миши Богданова, особенно по математике, и вот надо же, оставался до самой смерти всего лишь экономистом.

— Я так и сказала Нине: «Кто я и кто Богданов? Земля и небо!» — продолжала Елена Дмитриевна. — Но, как видишь, в грязь лицом не ударила, держать себя в обществе я умею…

— Что значит — небо и земля? — возразила Шура. — Люди есть люди. Для того чтобы занять положение, еще нужно, чтобы повезло… — Она все-таки поправилась: — Конечно, я не говорю, Богданов достоин… правда, девочки? — спросила она у Нины и Розы, когда те вошли в кухню.

Роза сказала, что останется ночевать, ей далеко ехать. А завтра воскресенье, не нужно торопиться, наговорятся всласть.

Елена Дмитриевна обрадовалась:

— Позавтракаем отлично. И в бутылочках еще осталось… — Она изнемогала от довольства собой. — Ну, Нина, не опозорила я тебя? Как замечательно прошел вечер!

Нина восторженно похвалила:

— Богданов держал себя прекрасно, он чудный человек, я всегда знала…

— Да, сразу видно, что большой человек, — согласилась Шура. — Жаль, что его не видела моя невестка, пусть бы поучилась скромности.

— Интересно, какие физиономии будут у моих сослуживцев, когда я ошарашу их тем, что ужинала за одним столом с Богдановым, — сказала Роза.

Нина захотела сделать ей приятное:

— Ты ему очень понравилась, он так смеялся…

Но Роза вдруг разом скисла, заплакала и, всхлипывая, сказала:

— Думаете, девочки, мне легко быть веселой? Я старая женщина с больной печенью. Но на работе я должна быть жизнерадостной и остроумной. Будь они прокляты, эти анекдоты, я их плохо запоминаю… Но разве на такой службе, как у меня, можно сидеть с постной мордой? Вылетишь в два счета…

— Все-таки какого ты года? — не выдержала Шура. — Ты еще интересная женщина, а я вот вся седая…

— Надо иметь парикмахера, — деловито посоветовала Роза. И опять всхлипнула: — Нет, что-то я раскисла, что-то мне жалко стало той Розы, какой я была когда-то…

— Посмотрела бы, как выглядит Маша, не говорила бы так про себя, — успокаивала ее Нина. — Мне даже жалко стало Богданова. У него, очевидно, была иллюзия, что он увидит прежнюю Машу. А она, как нарочно, растрепанная, неодетая…

— Между нами говоря, Маша всегда была неряхой… — У Розы блеснули глаза.

— Неправда, неправда, никогда не была! — возмутилась Шура.

— Женщина должна следить за собой…

— Как ни следи, а возраст свое берет…

— Я так и сказала своей актрисе в присутствии ее поклонника: «Мне шестьдесят с хвостиком, а вам пятьдесят пять. Пять лет — это большая разница: вот у вас еще мужчины на уме…» Она чуть не лопнула.

Отсмеявшись, Нина заметила:

— Ну и злая вы, Елена Дмитриевна…

— А почему я должна быть доброй? Не так уж много я видела доброго в жизни.

— А я, к сожалению, осталась доброй, хотя не раз расплачивалась за свою доброту, — заявила Нина.

Роза поддержала ее:

— Ты действительно добрая. Как ты всех собрала сегодня! Так демократично, так просто… Даже сумасшедшего Костю позвала! Пардон, я не задела твои чувства?

И, к общему удивлению, Нина заступилась:

— Он не сумасшедший, Костя. Вовсе нет! Он просто не такой, как все.

Тарелки были уже вымыты, составлены высокими стопками. Блестел, сверкал протертый хрусталь. Елена Дмитриевна бросила в мусоропровод осколки рюмки, разбитой Костей. Нина проводила их взглядом. И опять сказала:

— Костя славный. И чего ты накинулась на него, Роза, я так и не поняла.

— А того, что все мы изменились, а он, видите ли, такой, как был, он, мол, лучше всех нас. Просто неудачник — и все…

Нина покачала головой:

— Я так не считаю.