Марк Юдалевич - Дни испытаний

— Здравствуй! — сказал Александр Семенович и на этот раз. Но вспыхнувшая радостная улыбка сразу погасла.

Краска медленно заливала лицо и даже шею Нины. Александр Семенович смотрел на нее как-то особенно, смотрел тяжело и пристально.

Нина не подошла к нему. Но он крепко взял ее за руку, притянул к себе, посадил рядом на маленький диван.

Александр Семенович вдруг притих, задумался. Потом сказал уже спокойно, трезво:

— Что же не хочешь зайти ко мне? Посмотрела бы, как живу. Все равно рано или поздно переезжать придется.

Нина не ответила. Смешной все-таки этот Горный. Он считает, ей так уж хочется за него замуж. Она даже ни разу не подумала об этом. Она любит его и все…

Еще не капало с крыш, не висели сосульки, но снег чуть потемнел, а небо стало ярче и выше. И неведомо откуда в город начали прорываться шальные запахи весны.

Перемена времен года, как, впрочем, всякая перемена, вызывает на размышления, располагает к воспоминаниям.

Тимофей шел в суд, где исполнял свои обязанности заседателя, шел не торопясь, погруженный в раздумье.

Как-то очень быстро прошла зима. Хотел поступить в Политехнический на вечернее отделение, да так и не поступил. Хотел заниматься английским, даже приобрел самоучитель и опять-таки не собрался. А вот Ваня Латкин уже читает по-английски без словаря и хвастает, что какой-то турист твердо обещал ему прислать из Америки еще не переведенную на русский язык новую повесть Селинджера.

Какой парень этот Ваня! А Юлька просто слепая. Ваня еще не такую найдет. Впрочем, ведь и Юлька хорошая девушка. А вот не нравится же ему, Тимофею.

А Нину он так и не встретил. Теперь уже стал забывать о ней. Вот что делает время! Оно все может притушить и изменить. Сколько он в те дни передумал о Нине, как искал ее. А вот теперь…

И тут Тимофей увидел Нину. Да, это была она. Ее нежное, легко очерченное лицо, светлые легкие волосы… И рядом с ней мужчина. В пальто с серым каракулевым воротником, в такой же шапке.

Он ведет ее под руку и что-то рассказывает. Она улыбается и часто заглядывает ему в глаза. Тимофею стало больно от этого взгляда. Его самого Нина даже не заметила.

С кем это она? Неужели муж? Неужели она замужем? Замужние женщины не ходят одни на танцы. Нет, не муж. Но во всяком случае не просто знакомый. Подойти к ней, сказать: «Помните, мы были в клубе. Куда вы тогда сбежали?» Интересно, как бы глянул на него этот мужчина? Кто он ей все-таки? А лицо у него красивое и умное. Хотя не очень располагает к себе. Нет, только ему, Тимофею, так кажется. Эх, лучше бы он все-таки не встречал ее! Уже стал забывать…

Впрочем, вспомнил ведь, как раз перед встречей. Ваня Латкин, любитель всяких теорий, рассказывал, что есть такая гипотеза — будто каждое живое существо излучает еще не исследованные токи. И бывает — только подумаешь о человеке, а он уже рядом. Кажется, случайно, а на самом деле неведомые токи возвестили о нем… Может быть, так случилось и с Ниной?..

…От разбирательств этих просто не по себе делается. Так бы и стукнул кулаком по столу. Тимофей даже сжал внушительный свой кулак, но не стукнул, а только опустил его на стол.

— Стукнул бы! Видишь, ты какой чувствительный. Судья, дорогой Тимофей Степаныч, должен владеть своими чувствами. — Голос у Ирины Павловны спокойный, ровный. Но не повышая и не понижая его, она умеет вносить оттенки недоверия, упрека, осуждения. И смотрит Ирина Павловна тем же спокойным «судейским» взглядом.

— Владеть чувствами, — повторяет Ирина Павловна. — Прислушиваться к ним, конечно, надо. Но если только на них полагаться — можно далеко зайти.

Сейчас и во взгляде и в голосе Ирины Павловны Тимофей может без труда прочесть: «Вот ты какой! Вроде ничего парень. А куда хватил!»

Тимофей, в свою очередь, смотрит на Ирину Павловну. Все в ней правильно, как в этом маленьком кабинетике: и черты лица, и фигура.

И костюм до каждой мелочи правильный. Строгий, рабочий и в то же время изящный. И седина в волосах и та правильная, не старит, а красит. И мысли всегда правильные. А тут…

Три дня Тимофей пробыл в суде народным заседателем. Привыкший к физической работе, к постоянному движению, он страшно уставал, просиживая по нескольку часов за покрытым красной скатертью столом. Уставал настолько, что, приходя из суда, сразу заваливался с книгой на кровать.

Но бедой была не усталость. Удручающе действовали дела, особенно так называемые гражданские. Тимофей понимал психологию парня, который напился и, возмущенный чем-нибудь, подрался с товарищем. Рабочий, знающий цену трудовой копейке, он глубоко презирал воров, грабителей и прочих охотников до легкой наживы. Но и их побуждения все-таки были ему понятны.

А вот дела гражданские. Тут Тимофей, привыкший к высоте и простору, чувствовал себя опущенным в какой-то глухой, темный и душный колодец. Модно одетый мужчина судится со своим соседом — лысым молодящимся стариком. Сосед перенес забор, отхватив несколько квадратных метров чужого двора.

Оба обзавелись адвокатами, оба горячатся, задают вопросы, произносят речи. У обоих большие дворы, незасаженные огороды. Ни тот, ни другой не может объяснить, для чего им этот спорный клочок земли. Впрочем, оба очень часто употребляют слово «авторитет». «Я человек авторитетный», — горячится старик. «Это, наконец, повлияет на мой авторитет», — возмущается молодой.

Толстая высоченная старуха, про нее так и хочется сказать — «двухэтажная», судится со своей соседкой, квартирующей этажом выше. Соседка, якобы, льет вниз помои и нанесла ей материальный ущерб, залив продукты в кладовке…

Тимофей завидует выдержке Ирины Павловны. Со всеми она говорит спокойной деловито, как будто ее ничто не трогает, не возмущает. Тимофей так не может. Когда перед глазами дела этих мелких сутяг, он весь кипит от негодования:

— Столько работы у нас везде, а тут… Их бы к нам на стройку подсобниками.

— Ну, положим, из старика-то какой подсобник, — без улыбки возражает Ирина Павловна.

— И постарше его работают. Людям пенсию дадут, а они с производства не уходят. А он еще и пенсионного возраста не достиг. Пусть бы там и зарабатывал авторитет.

— Ну, это вне нашей компетенции, — все тем же ровным, спокойным голосом возражает Ирина Павловна. — Давай-ка лучше почитаем дела на завтра.

Тимофей принялся за изучение дел, предназначенных на следующий день.

Одно из них было настоящей человеческой драмой. Под судом оказалась пожилая женщина, мать двух детей. Старшему из них уже за двадцать. Парень учится в одном из Московских педагогических институтов. Из дела можно было понять, что он связался с какой-то компанией из так называемой «золотой» молодежи. Ресторанные похождения, соответствующие девицы, погоня за импортными тряпками — все требовало денег. И они черпались из единственного надежного источника — выпрашивались, вымогались у матери. Мать тянулась из последних сил. Заработная плата школьной уборщицы невелика. Но изо дня в лень она ходила по квартирам: белила, мыла полы, стирала. Почти весь заработок посылался в Москву. Денег не хватало. Приходилось занимать, выпрашивать, унижаться. Кончилось тем, что, получив очередное письмо от сына, в котором он грозил покончить с собой, если не получит денег, мать взломала замок в комнате своей соседки, вытащила из шифоньера чернобурку, дорогое пальто, другие вещи и, разумеется, попалась при первой же попытке их продать.