Лев Лондон - Строители

— Ну?

— Испытание мы провели, а акт не составили.

— Почему?

— Хотели поскорее ее применить, чтобы ускорить монтаж… Что теперь будет, Виктор Константинович?

В это время к нам быстро подошел Морозов, лицо его было перекошено.

— Что ты наделал? — не здороваясь, закричал он. — Ты что, под суд хочешь? Кто тебе разрешил работать с траверсой без оформленного акта?

Соков низко опустил голову.

— Полегче, Морозов, тут криками ничего не возьмешь… Полегче, — повторил я. — Траверса ни при чем: оборвалась петля на блоке.

Он медленно обернулся ко мне:

— Это вы?! Снова вы! Я вижу, вы сочувствуете Сокову? Ну что ж, вы можете и тут показать свою хваленую смелость… Выручите его, выручите! У вас для этого есть все права… Костромин сказал, что против Сокова будет возбуждено уголовное дело.

Я посмотрел на Сокова. Он казался совсем старым и потерянным.

«Ты с ума сошел, — сказал я себе. — Ты не смеешь брать все на себя. Подумай, чем это для тебя обернется! Не смей, слышишь?.. Но ведь это твой прораб, с которым ты работал раньше. Он попал в беду, нарушил правила. Он хотел, как и ты, облегчить и ускорить монтаж, он твой единомышленник. Кто же его выручит?»

— Пошли, — коротко сказал я.

В прорабской я взял листок бумаги и написал:

«Начальнику СУ т. Морозову, ст. прорабу т. Сокову. В связи с тем, что новая траверса прошла необходимые испытания, разрешаю ею пользоваться с последующим оформлением акта».

Я поставил вчерашнюю дату, расписался и протянул листок Морозову:

— Возьмите.

Он внимательно прочел. И с этого момента не вымолвил ни слова.

Когда я попрощался и отошел от дома, Морозов догнал меня:

— Костромин велел это ваше письменное указание немедленно отвезти ему.

— А откуда он знал, что оно будет?

Морозов опустил голову:

— Костромин говорил, что вы не дадите в обиду Сокова.

— А вы?

— Я возражал, я думал, что вы побоитесь. — Он поднял голову, черные, узкие глаза его сверкнули. — Я не люблю вас. Но подлецом никогда не был. Сейчас, когда вы все знаете, можете забрать свою бумажку.

Я отрицательно покачал головой:

— Вы снова возьметесь за Сокова, а ему через месяц на пенсию… До свидания.

— До свидания, — угрюмо ответил он.

Я шел к трамвайной остановке. Нужно все обдумать, спокойно, трезво, главное, не увлекаться, не донкихотствовать. …Итак, произошла авария. Если бы монтаж велся обычной траверсой, обрыв петли в блоке означал бы брак завода. Но монтировали с помощью новой траверсы. Испытание ее провели, но акт не оформили. Конечно, вина завода. Это по сути, а формально виноват Соков…

Дальше, вопрос первый: должен ли я был выручить Сокова, взять его вину на себя? Да, без всяких сомнений. И не только потому, что через месяц ему на пенсию. Я ведь всегда требовал от прорабов, чтобы они все вопросы решали неформально. Я старался их так воспитать, Соков действовал в духе моих требований. Моя обязанность — даже за счет своего благополучия — ему помочь.

К остановке подошел трамвай. Сесть? Нет, лучше закончить разговор.

Вопрос второй: что же будет со мной?.. Ах, да, что делают в таких случаях герои романов? Они не думают о себе, — дело, только дело! Но ведь это в романах.

И вот я иду, квартал за кварталом, думаю о себе… Записка с моим указанием плюс авария — этого вполне достаточно, чтобы привлечь к самой серьезной ответственности, даже уголовной… Завтра утром я должен сказать — «да» или «пев».

…Скажу «нет», скажу «нет»… А почему, собственно говоря, я должен обязательно сказать «нет»? Кое-что по экономии труда уже сделано; если подсчитать, человек сто невидимых рабочих уже трудятся в нашем тресте. Закрепить, внедрить (еще какие слова есть?), временно остановиться на достигнутом.

…Значит, чуть тебя прижали — ты сразу отступаешь?

Темнеет. Старушка Земля, кряхтя, поворачивается на своей оси. На парковых скамейках под мелодичное шуршание автомобильных шин и дребезжание трамвайных вагонов в любви объясняются парочки.

Сколько мне лет? Пятьдесят, шестьдесят? Почему нужно так усложнять себе жизнь? Разве я не успею еще — и не один раз — доказать, что значит быть инженером?

Сколько мне лет? Почему я не могу отработать положенные восемь, ну, десять часов, а потом не думать о работе — мало ли удовольствий на свете? Можно даже встретиться с девушкой, на такой вот скамейке…

Я представляю себе, как настороженно встретит меня завтра управляющий, потом, услышав «да», мило улыбнется… и пойдет у нас нормальная работа. …Нормальная работа! А что это значит? Снова будут простаивать бригады. Ну вот, опять за свое. Просто начнется обычная работа, как у всех главных инженеров.

Облака стали печально-лиловые, а потом почернели. Служба уличного освещения включила фонари. Стало совершенно ясно, что день кончился.

Все. Завтра я скажу «да». Временно, конечно!

Льет дождь.

Женщины пооткрывали разноцветные зонтики, а мужская половина населения Москвы бодро шествует под струями воды (более слабые духом, правда, пробуют прикрыться газетами). И все же дождь и раскаты грома вызывают у жителей города скорее доброжелательность и покровительственную усмешку.

На мне уже совсем промокла рубашка, но я не ускоряю шаг: не хочется в трест. Сейчас мне предстоит разговор с Костроминым.

…В это утро у меня в кабинете побывало много людей.

Первым вошел Мякишев, по привычке небрежно поздоровался и начал рыться в моих папках — в поисках «одной бумажки». Бумажки он не нашел, но почему-то не уходил.

— Виктор Константинович, — наконец смущенно обратился он ко мне, — вы как-то просили помочь вам с диспетчерской, я отказал тогда. Сегодня утром я подумал, что мог бы выделить вам человека.

К моему удивлению, Мякишев держал карандаш перед ртом горизонтально, что означало полное уважение.

— Спасибо, Федор Петрович, — сухо сказал я. — Сейчас, когда работает автоматика, нам хватает людей.

Снова открылась дверь — Топорков. Несмотря на жару, он был наглухо застегнут, в белом стоячем воротничке, при галстуке. Топорков молча вытянулся перед столом.

— Ну, что у вас? — с досадой спросил я. Я ждал Костромина. Топорков все больше вытягивался, преданно глядя мне в глаза.

— Считаю своим приятным долгом, — наконец начал он.

— Что за «приятный долг»? Говорите скорее, Топорков… Я очень занят!..

— Слушаюсь! — Топорков, казалось, вот-вот коснется головой потолка.

Мне вдруг мучительно захотелось, чтобы он ушел, и я строго его спросил:

— Что там в проектной мастерской? Договорились с ними? Сегодня, кажется, приемный день, поспешите туда.

— Я там был вчера, Виктор Константинович. Договорился: лифтовые панели они делают сборными.

— А завод дал согласие?