Лев Лондон - Строители

Сейчас я шел один. Было тихо и пустынно. Кругом нелепо громоздились высокие, совсем темные дома, и нелепая, залитая асфальтом улица лежала передо мною, приглашая в никуда. Вытянув тонкие шеи, мертво горели фонари… Где-то сбоку, грохоча на полной скорости, промчалась машина, еще несколько секунд слышался ее грохот дальше, дальше. Потом снова тишина. Ненужно светились рекламы оранжевыми, красными, фиолетовыми цветами, все так же, будто улица переполнена людьми, призывая совершить увлекательную прогулку по Москве-реке, подписаться каждой семье на журналы. Одна реклама, самая большая, требовала быть взаимно вежливыми. Но все — и экскурсанты, и капитаны речных теплоходов, и работники «Союзпечати», и будущие подписчики — спали, а на темной пустынной улице можно было быть взаимно вежливым только с самим собой. Я был вежлив.

«Ну вот, уважаемый, кажется, все», — сказал я себе.

«Может быть, встретиться, поговорить?»

«Зачем, уважаемый?»

«Узнать, что случилось».

«Нет, дорогой, ведь она просила ей не звонить. Так?»

«Да, ты прав, это все».

В этом спящем, неподвижном мире я был совсем один. Даже луна, большая, круглая, которая вначале следовала за мной, странно перекатываясь через вершины облачных гор, куда-то исчезла.

Потом потухли фонари, огни реклам. На грани ночи и утра все стало серым. Свет рушился. Я вдруг понял, что весь огромный мир: строительные площадки, мечты об идеальном управлении, любимая музыка Грига, поля и леса Подмосковья, даже вечерние встречи у метро — все это было связано с Викой… Я шел… Наконец впереди мелькнула темная лента реки, мост, а внизу обнесенная забором какая-то огромная яма. Это же… Да, я приплелся на свою стройку. Плохой или хороший, это был сейчас мой дом.

Вставал рассвет. Как его описать, рассвет-то?! Из-за горизонта чуть-чуть выглянула красная полоска — солнце.

«Ну-с, что тут у вас?» — деловито поинтересовалось оно.

«Да вот, стою над ямой», — нехотя ответил я.

«Яма? Посмотрим. — Солнце чуть приподнялось. — Видишь?.. Щиты опалубки!..»

«Вроде к бетонированию готовятся. Котлован это»:

«То-то же… А то яма! Что еще?»

«С Викой у меня не в порядке…» — с надеждой начал я.

«С Викой? Это не по моей части, — строго ответило Солнце. — По личным вопросам следует обращаться к Луне. Ей все равно делать нечего, ходит только по небу и всюду заглядывает. А у меня знаешь сколько дел».

И все же, расставаясь, оно слегка коснулось моего лица, ласково и нежно.

«Я рад тебе», — сказал я.

Но солнце уже было высоко. Что для него я! Пробуждался город. Сотни тысяч людей вставали. Пока, делая зарядку, или умываясь, или завтракая, они еще просто были москвичами, но через полчаса-час, выбегая с озабоченными лицами из домов, они уже становились рабочими, служащими, может быть отпускниками, которые в этот июльский день станут в очередь за авиабилетами.

Пришел первый автобус, потом троллейбус взял на остановке первых пассажиров, заспанных и позевывающих… Солнце все поднималось, освещая огромный город, прогоняя ночные сомнения, страхи, неверие. Пробежала одна, вторая легковая машина, из дома напротив вышла девочка с большим рыжим псом-боксером. Боксер деловито подошел к столбу, обнюхал его.

Девочка нетерпеливо дергала за поводок.

— Горе мне с тобой, — приговаривала она, — скорее не можешь?

Пес недовольно посмотрел на девочку.

Стройка понемногу оживала. Табельщица открыла табельную доску. Проходной пока еще не было, рабочие незаметно появлялись, спускаясь с откоса, или напрямую — с проспекта. Быстро прошел Ким в элегантной спортивной курточке, стройный, подтянутый.

Он направился ко мне и еще издали оживленно начал:

— Знаете, Виктор Константинович… — Но, подойдя ближе, осекся: — Я в котлован… Там опалубка. — Спускаясь в котлован, он оглянулся.

Я посмотрел на часы. Время тянулось мучительно медленно. Директор института приходит, наверное, в девять часов… А может быть, раньше. Позвонить сейчас, что ли? Рано.

Прошел Быков, почему-то без кепочки (наверное, спешил, забыл дома). Издалека хмуро поздоровался и тоже спустился вниз. Конечно, он остановился в центре котлована, а как же иначе! Подойти к месту установки опалубки, разве это можно? Сначала Ким не заметил его, но вот что-то докладывает. Ну и компания! Я медленно пошел к конторе. Уже у двери догнал меня бригадир Роликов.

— Можно, Виктор Константинович?

— Слушаю.

Он, приветливо улыбаясь, протянул мне картонную трубку. Я машинально взял ее:

— Ну?

— Отходы швейного производства, — пояснил Роликов, все так же улыбаясь. — На ней нитки были намотаны.

— Ну?

— Я вот предлагаю вставить их вместо металлических трубок, чтобы пропускать болты, которые стягивают опалубку.

Я повертел трубку в руках. («Вот черт, вечно ко мне со всякой ерундой обращаются».)

— Можно, наверное, ставить, если бетон не сомнет, но с этим обращайтесь к Быкову.

— Он сказал, что не сможет с фабрикой договориться… Просил, чтобы я поговорил с вами. — Роликов обратился ко мне вежливо, но вместе с тем настойчиво, как всегда разговаривают с начальством бригадиры, знающие себе цену.

— Нет, это к Быкову.

В конторе по записке, которую дал мне Анатолий, я набрал номер телефона директора института.

Спокойный, чуть глуховатый голос ответил:

— Рыбаков слушает.

Я изложил свою просьбу.

— Причина? — коротко спросил он.

— Особой причины нет. Это просто просьба моя и вашей сотрудницы. Очень прошу.

Он помолчал.

Хотел ли я, чтобы он мне отказал? Умом — да! Со всей холодной безжалостностью, с какой в иные минуты относятся к себе люди, я говорил себе, что это конец. Уже одно то, что Вика обратилась ко мне через Анатолия… Да, это конец! А сердцем… Чепуха все это! Придумали дикое деление на ум и сердце, как будто человек состоит из отдельных частей… И все же подсознательно, на фоне всей этой темно-тягостной ночи, теплилась какая-то светлая точка, совсем далеко. Что она означала, я не знал. Может, быть.

Директор тихо произнес:

— Жалко, конечно… но ничего не поделаешь. Хорошо.

«Ну вот… — я машинально разгладил бумажку. Внизу четким круглым почерком, каким обычно пишет Анатолий, стоял еще один телефон. — Что еще я должен был сделать? — мысленно обратился я к Анатолию. — А, понятно! Только спокойно, да?.. Конечно».

Я набрал номер.

— Смирнов слушает, — раздался в трубке его голос.

— Анатолий Александрович, только что я говорил с директором института. Все в порядке. Успокойте Вику, она работать на моей стройке не будет.

— Я хотел… — запинаясь, начал он.

— Что вы еще хотели?

— Я хотел вам…

Я подождал секунды две, кажется, не больше.

— Извините, Анатолий Александрович, у меня тут дел на стройке миллион. Когда сформулируете свою мысль, позвоните мне. Хорошо?