Лев Лондон - Строители

Без названия

В этот вечер я поехал к Марии. Набрался все же смелости, хотя наша последняя встреча закончилась очень холодно. Даже трудно с чем-нибудь сравнить, наверное, если б Бюро прогнозов погоды в этот момент побывало у меня, оно констатировало бы, что моя квартира — самое холодное место в Союзе.

Я знал, ехать к Марии нельзя. Но проверьте себя, сколько раз вы звонили по телефону, делали визиты, встречались именно тогда, когда были твердо уверены, что звонить и встречаться — нельзя.

Окно Марии темное. Я обрадовался: вот хорошо, значит, могу повернуть назад. Но в этот момент ярко зажглась лампа. Была еще надежда, что я ошибся окном. Раз, два, три… нет, правильно — четвертое от окна лестничной клетки. Я зашел в подъезд и медленно начал подыматься по лестнице. «Ведь бывает иногда так, что в квартире горит свет, а хозяйки нет. Правда, бывает?» — утешал я себя.

Дверь открыла Мария. Увидев меня, она совсем не удивилась (это было, наверное, самое неприятное!), досадливо сказала:

— Да заходите скорее, холодно!

— Я, Мария…

— «Я, Мария», — насмешливо повторила она. — Сейчас оправдываться будете, что пришли.

Мы вошли в переднюю, я стал снимать пальто.

— Сюда вешайте, боже, какое оно мокрое. Ну так что случилось? Да заходите, не бойтесь.

Мы вошли в комнату.

— Вот кресло, вот стул — они существуют для очень стеснительных молодых людей, диван не для вас. — Мы сели: я на стул, Мария на диван. — Ну так что же? Снова у вас встреча на квартире с иностранцами? Так вы хотя бы меня предупредили заранее, а то в прошлый раз они пришли расфранченные, а я как обычно…

Нужно было что-то предпринимать.

— Вы, Мария, все равно были интереснее, чем они.

— Ах вот как! Комплименты пошли. Ну тогда уж точно — пришли что-то просить. Правда?

— Да, конечно, Мария. Вся моя жизнь заключается в том, что я прошу. От меня требуют, а я всегда только прошу.

Она встала.

— Ох, бедненький-бедненький! Наверное, снова на работе не ладится? Плакаться будете, как тогда, у замка?

— Плакаться, — подтвердил я. — Всю мою жизнь…

— Погодите немного, — приказала Мария. — Сейчас пойду кофе сварю. Кофе или чай? — грозно спросила она.

— Чай. — Мария сделала гримасу. — Кофе! — быстро поправился я.

— Боитесь? — спросила она в дверях. Я кивнул головой. — То-то же! Смотрите пока журналы на столике.

…Я рассказал Марии об этом проклятом Быкове, о его увольнении и выступлении Карла Альбертовича на совещании, о Роликове, Мореве и Сечкине, о Вяткине и, наконец, о моем посещении заместителя начальника главка. Я старался рассказать все, как было. Сначала у меня не хватало духу поведать, как уничтожающе ответил Несветов, потом я, махнув рукой, рассказал и это.

— Вот все, Мария. Единственное, чего не понимаю во всей этой истории, почему я приехал непрошенным гостем именно к вам и почему говорю о себе не очень приятные вещи. По логике вещей я не должен был приезжать.

— Это все? — спросила Мария.

— Все.

— Других, более существенных заявлений нет?

— Н-нет, — удивленно ответил я.

Она холодно сказала:

— Вы знаете, мне везет на исповеди. Минут двадцать назад был другой товарищ, вам хорошо знакомый, он тоже исповедовался… весьма неудачно! Знаете, только что пришла в голову интересная мысль: не открыть ли мне небольшой монастырь с исповедальней? А? Как вы думаете?

Конечно, я обиделся. Прошел в переднюю, демонстративно молча оделся. Мария, засунув руки в карманы халата, насмешливо смотрела на меня. Но когда я открыл дверь, она вдруг подошла, зашептала на ухо:

— Ты уже все сам решил, Витя. Действуй, Витя, выручай своего Быкова. Как настоятельница монастыря, благословляю. — После чего вытолкнула меня на площадку и захлопнула дверь.

Я позвонил.

— Ну что, ну что? — Она приоткрыла дверь, с интересом посмотрела на меня.

— Мы не договорились, когда мне за тобой заехать?

— Э нет, миленький! Сначала все по телефону. Помнишь, как в первый раз…

С работы я сразу позвонил в Моссовет. Секретарь сказала, что Николай Николаевич может принять меня в двенадцать часов.

В 10.00 ко мне зашел Помощник. Я с удовольствием отметил, что он был взволнован, хотя старался этого не показывать.

— Там какая-то женщина требует, чтобы ее немедленно пропустили. Я сказал ей, что вы разговариваете по телефону. Но она сказала, что даже Коспырин… — Помощник посмотрел в блокнот. — Нет, Костырин ее принимает сразу. Она очень… Ее зовут Елена Ивановна.

Я так обрадовался своей бывшей секретарше, что даже прервал телефонный разговор.

— Как я рад, Елена Ивановна, — пожимая ее длинную холодную руку, говорил я.

— Этот, там, вместо меня? — Елена Ивановна показала сигареткой на дверь.

— Помощник? Вместо вас, вместо вас. Уж вы понимаете, моя дорогая Елена Ивановна, как мне с ним?!

Она жалостливо посмотрела на меня.

— Ну, ничего, мы, кажется, с Костыриным снова начали ссориться…

— Как с Костыриным, Елена Ивановна? Как с Костыриным?! Вы у него? Ничего не понимаю. Ведь он давал все: экскаваторы, сервизы, пишущие машинки… только бы выработали у нас.

Елена Ивановна снисходительно улыбнулась:

— Молоды вы еще, Виктор Константинович. Ну, это потом. — Она поискала глазами, куда бы бросить сигарету (после ее ухода вся добровольная пожарная команда разыскивала окурок. Еще до сих пор у нас помнят пожар в кабинете Быкова). — Послушайте, куда вы дели Быкова?

— Так вы работаете снова у Костырина, Елена Ивановна? Знал, не отпустил бы вас.

— Быкова уволили?

Э, не мне состязаться с Еленой Ивановной! Через несколько минут я уже выложил ей, что в двенадцать меня принимает заместитель председателя Моссовета, что предстоит отчаянная битва.

— Вы не смотрите, Виктор Константинович, что Быков такой большой, грубый, вроде сильный. Слабый он, помочь ему нужно, — внушала мне бывшая секретарша, отчаянно дымя сигаретой.

Я поклялся Елене Ивановне, что «костьми лягу» за слабого, беззащитного и проклятого Быкова.

Когда я вышел на улицу, падал снег. Я шел и злорадствовал. Природа-то вроде запаздывает! Люди, которых сейчас принято вдоль и поперек критиковать, тихонько и солидно подготовились к зиме. Обогрели помещения, повесили объявления о точке коньков и подготовке лыж, на поливочные машины установили ковши для сгребания снега, наконец открыли дополнительные ларьки для продажи мороженого… А вот Природа не выполнила план мероприятий по подготовке к зиме. Деревья так и остались с листьями, и — о дивная картина! — на зеленых листьях аккуратно лежит снег. Она, Природа, даже газоны не подготовила, сквозь солидный покров снега странно торчат зеленые травинки… Э-ге-ге! — как иногда восклицает Мария, — всесильная, мудрая Природа, где все так целесообразно… и вдруг оплошала.