Лев Лондон - Строители

Екатерина Ивановна (дежурная) сказала, что Воронина звонила прорабу — он в отпуске.

Я выразил сожаление. (Ек. Ив., конечно, мое сожаление передаст Ворониной, что мне и нужно.)

15 июля (20.30)

Костя (техник) сказал, что София звонила — взяла отпуск еще три дня.

К Фролову (летчик из 14-й) приехала жена с детьми.

Ек. Ив. сообщила: трое — все грудные. Непонятно!

С 18.00 до 20.00 через стенку ансамбль детско-младенческого хора. Потом с перерывами всю ночь.

Передвинул кровать к стенке кв. № 12. Куда там! (Все Жоженька да Жоженька!) Назад — к кв. № 14 — хор!

Так всю ночь и двигал от одной стенки к другой. Под утро сообразил поставить кровать посредине комнаты.

15 июля (24.00)

В 22.00 зашел майор. Просил выключить приемник, дети не могут заснуть. Говорит, что в другой квартире № 15 за стеной лает собака. Очень взволнован.

Сказал, что звонил всюду, завтра будут строители.

Проснулся ночью, не спится. Что-то будет, Август? А?!

16 июля

Тут такое случилось!.. Прерываю дневник.

Двадцать дней и двадцать ночей лил дождь.

После долгих гроз, ливней, мелких дождей, когда деревья поникли, печально роняя капли, а небо без солнца было белесо-серым; после самозаточения в квартирах даже в воскресные дни, когда родные леса Подмосковья, реки-речушки и озера виделись только в воспоминаниях; когда люди, так и не поняв, что случилось, примирились с мыслью, что планета Земля стала серой, — вдруг утром в клочья разорвались туманы и сразу выглянуло, солнце.

Это было в десять часов утра. Новый начальник, сидя у себя в кабинете, взглянул в окно и, увидев милую голубизну неба, растрогался. Как знать, может, именно в этот момент он решил, что будет жить по-другому, ближе к природе: суббота и воскресенье, которые он проводил на стройках, — отныне только для леса. Нет, суббота для реки, а воскресенье для леса. Ежедневно после восемнадцати часов — тоже в лес… Важин будет требовать отпуск обязательно. Но в этот момент ему позвонили по прямому телефону. Решительный женский голос сказал:

— Сейчас с вами будет говорить Сер… Сер…

Переспрашивать в таких случаях не полагалось.

— Хорошо.

За три минуты, пока в трубке было тихо, Игорь Николаевич быстро соображал, кто бы это мог быть. Он перебрал в уме все строительное начальство и пришел к выводу, что «Сер… Сер…» означало: Сергей Сергеевич — начальник главка. Наконец в трубке раздался нетерпеливый голос:

— Я вас слушаю.

Конечно, не совсем логично было со стороны начальника главка так говорить. Ведь он сам поручил секретарю вызвать Важина. Но за истекшие несколько минут начальник главка ответил уже по трем другим трубкам: зеленой, красной и оранжевой — и забыл, кто у него на черной. Важин знал, как отвечать начальству:

— У телефона начальник СУ-111 — Важин. Секретарь сказала, Сергей Сергеевич, что вы хотите со мной говорить…

— А, ну да… Важин… Важин?.. Мы с тобой встречались на театре… кажется, Игорь Николаевич?

— У вас отличная память, Сергей Сергеевич.

— Да вроде того. — Начальник главка — об этом все знали — любил при случае показать свою память. Признание Важина было тем приятнее, что именно за последнее время, перешагнув шестидесятилетний рубеж, память у начальника главка начала сдавать. — Вот какое дело: ваше СУ построило дом на… Соболиной, пять. Мне звонил известный летчик-испытатель Фомин. Слыхал такого?

— Нет, Сергей Сергеевич.

— Ну, конечно, откуда начальнику СУ знать небеса. Земля, все земля! Да?..

Игорь Николаевич промолчал. Так полагалось по политесу: начальник главка мог шутить даже плоско.

— Так вот, с перегородками там какая-то ерунда получилась. Пошли прораба проверить. И именно того, кто строил. Мне доложишь… Ясно?

— Ясно, Сергей Сергеевич.

Начальник главка медлил положить трубку. Он сейчас вспомнил этого Важина старшим прорабом на стройке театра. Тогда у них произошла стычка. Сергей Сергеевич приказал Важину работать круглые сутки — закончить монтаж и через десять дней снять кран и забор.

«Будет сделано», — ответил за Важина управляющий трестом Мороз, который всегда соглашался с начальством.

«Так?» — переспросил Важина начальник главка.

«Срок выдержу, — ответил тот, — но на трехсменную работу перейду завтра. Людей заставлять работать три смены не могу».

«Вы его не слушайте, Сергей Сергеевич, — вытянулся Мороз. — Перейдет сегодня».

«Сегодня. Иначе выгоню!.. — В этот день начальник главка совсем изнервничался. — Понимаешь?!»

Важин побледнел, тихо растягивая слова, сказал:

«Вы недостойно ведете себя, Сергей Сергеевич».

Начальник главка махнул рукой и пошел к воротам, но потом вдруг вернулся, подошел к Важину и громко сказал:

«Извини меня… ты прав».

Сергею Сергеевичу было приятно это воспоминание: так-то легко найти в себе мужество извиниться перед подчиненным.

— Ну вот и все. Как работается?

— Спасибо, Сергей Сергеевич, хорошо.

— До свидания.

Новому начальнику, так мы привыкли называть Важина, потребовалось всего несколько минут, чтобы установить — дом № 5 на Соболиной улице строил Петр Иванович Самотаскин. Вот черт, это очень неприятно. Поручение главка нужно было выполнить точно, послать прораба — значит прораба, никого другого. А просить Петра Ивановича не хотелось. Он вызвал к телефону Семена…

Может быть, в этот момент и Семен, и.о. старшего прораба, и даже Сергей Сергеевич, возглавлявший главк, увидели, что природа преобразилась; может быть, они и сотни других начальников строительных трестов, управлений, площадок улыбнулись солнцу и синеве неба и поклялись страшной клятвой не забывать природу. Но куда там — раздались телефонные звонки, и клятвы забыты. Нет, природа пока не для строителей…

Семен понял, как опрометчиво он поступил, дав согласие заменить Петра Ивановича. С восьми до девяти еще было терпимо: из гаража на завод не пришел самосвал и, конечно, не привезли раствор именно Семену. Он отбился, пустив в дело старый раствор (ладно там Аксиоме со своими законами! Побыла бы сейчас в его шкуре); остановился башенный кран (проклятый редуктор!). Отбился, перевел бригаду на полы; куда-то запропастилась деталь 2В–1А-прим, которая всего одна на этаж, — нашел.

Но с девяти пошли различные инспектора. Приехал административный инспектор Васечкин, строгий и угрюмый, с целым иконостасом медалей.

— Ты, Семен, сейчас за главного, — мрачно обрадовался он. — Сейчас я план по штрафам перевыполню. — Он смотрел на Семена почти любезно, так питон смотрит на свою жертву перед тем, как ее проглотить. — Убрать улицу забыл! — он пошел вперед. Медали у него на груди раскачивались и звенели.

В воротах их встретил пожарный инспектор, молодой лейтенант, свежий и подтянутый.