Лев Лондон - Строители

«У нас никаких шумов, — говорю, и снова: — Ваше прорабское здоровье!» Мы еще по рюмке выпили. Дело веду, чтобы он скорее убрался.

Прораб все медлит, вынул из портфеля фотоаппарат.

«Хочется, — говорит, — довольного жильца сфотографировать».

И смущенно так улыбнулся, как мальчик.

Хоть и неожиданно все это, но быстро соображаю: никаких фото! Документ все же.

«Не нужно, — говорю, — фотографировать, Человек, мол, я скромный, а подтвердить, что шума нет, всегда подтвержу».

«Ну ладно, нет так нет. Только я еще хочу к Ворониной зайти. Она просила в 19.00, я раньше приехал».

«Она в отпуске, вчера уехала. Извините, но спешу». — Это я. И так подталкиваю его к двери. Он идет медленно. В дверях еще раз спрашивает: «Итак, никаких претензий?»

«Никаких, никаких!»

Спускаемся по лестнице. Все время думаю, как бы Воронина нам навстречу не попалась. А прораб идет медленно, каждую мелочь смотрит. Продолжаю его подталкивать.

Ах, черт бы его побрал! Если б шел он быстрее, все было бы по-другому… На площадке второго этажа нам навстречу девушка (не определил, девушка или молодая женщина; очень уж на мужчин взгляды бросает) в брюках и белом свитерке, а за ней большой парень. Как увидел он прораба, к нему:

«Петр Ива!» (Странно, почему «Ива»?)

«А вы что сюда пришли?» — спросил прораб. На девушку он не смотрит. А она аж побледнела, как его увидела.

«Нам, Петр Ива, Новый начальник приказал явиться в квартиру № 14. Там летчик-испытатель, Петр Ива, мировой рекорд поставил…»

«Ничего не понимаю, так вы что, в гости к нему по поводу мирового рекорда?»

«Нет, Петр Ива…»

Наконец девушка (а может, молодая женщина?) пришла в себя и так уважительно говорит:

«Нам, Петр Иванович, Новый начальник сказал, что летчик жалуется — слышимость большая через перегородку».

Тут я вмешался.

«Ерунда, — говорю, — никакой слышимости. Можно сказать, мертво все. Поворачивайте, говорю, назад. Я из квартиры № 13».

А девица эта, видно, только с прорабом так боязлива. На меня как посмотрела, и улыбочка такая…

«Очень, — говорит, — приятно слышать такое, тем более из квартиры № 13 и от такого симпатичного квартиросъемщика (вот если б Воронина была такая!). Но обязаны мы выполнить приказ».

Пошли они все трое вверх по лестнице.

Я быстро вниз. Ну и попался — навстречу Воронина.

«Вы куда бежите?» — схватила меня за руку (противная женщина!).

«Спешу».

«Э нет, сейчас прораб придет». — Запихнула меня в лифт и поднимает вверх.

«Я, говорю, очень спешу. Заседание». — И тянусь к кнопке, чтобы остановить лифт. Она навалилась на меня, тело у нее как железное?. Прижала к стенке и как змея улыбается:

«Другой бы на вашем месте час на лифте со мной катался. А вы удирать. Одним словом — коротышка!»

Вытащила она меня из лифта и к кв. № 14…

Фу, сердце что-то закололо. Перерыв.

Принял валерьянку с ландышем, 20 капель. Через полчаса еще 15 капель — так рекомендовал Осип Петрович. Продолжим пока о неприятности № 1. (Наверное, о неприятности № 2 не буду писать. Очень личное!)

У майора-летчика в квартире: он, жена (ничего так, только глаза все время закатывает), сосед сверху Павел Борисович, прораб, девица и парень.

Начал было говорить Павел Борисович со своими перерывами, но его прервал парень.

«Э нет, — говорит, — так дело не пойдет. Я с работы. Кто тут известный летчик-испытатель, что мировой рекорд установил?»

«Я, — говорит майор и рассмеялся, — только мировой рекорд я установил три года назад, и его уже побили».

«Это, — говорит парень, — не важно, побили или не побили. Мы вас будем слушать, и никого другого».

Майор рассказал о перегородках.

«У меня, — говорит, — жизни нет. С одной стороны лает собака, с другой — приемник играет. (Его жена закатила глаза и начала охать.) Слышимость такая, словно и нет перегородок».

Тут принялись все кричать, женщины визг подняли, и парень кричит. Только два человека сидят молча: девица (глазки все строит майору) и прораб. Один раз, когда Воронина особенно сильно кричала, прораб тихо спросил, как ее фамилия.

«Воронина! Это я вас вызывала… безобразие… мы будем жаловаться!..»

Прораб и тут промолчал, только посмотрел на меня. А я тоже кричу вместе со всеми.

Когда все немного приутихли и жена майора проглотила несколько пилюль, парень поднялся.

«Не пойму я вас, граждане жильцы, и вас, известный летчик-испытатель. Перегородка как перегородка, стоит крепко, не мы ее изготовляли… Заводы ее делали. Чего вы ко мне, Петру Ивановичу и Аксиоме, то есть Нине, имеете? — Он стукнул кулаком по перегородке: — Смотрите!»

«Тут, — говорит Павел Борисович, — вместо двух пан (щелк) елей одна стоит. Отсю (щелк) да и слышимость».

«Да не может быть! — парень рассмеялся. — Всегда между квартирами две панели ставим, и еще зазор между ними…»

«Про (щелк) верим?»

«Давайте».

Парень и Павел Борисович решили замерить простенок снаружи, потом изнутри. Я, конечно, их в свою квартиру не хотел пускать:

«Спешу я очень, бежать мне нужно».

Но эта проклятая Воронина снова схватила меня за руку и повела в квартиру.

Замерили. Парень руками развел, к прорабу:

«Вроде, Петр Ива, правы они, одна панель стоит. Что такое?»

Прораб тихо сказал:

«По проекту тут была двойная перегородка, а конструктор заменил на одинарную. Если б проект был…»

Тут девица вынула из портфеля папку, ласково так:

«Вот проект, Петр Иванович».

Он взял папку, только кашлянул, а девица прямо расцвела.

Показал прораб запись конструктора: «Ставить одну панель».

«Что же теперь делать?» — Это летчик спрашивает.

«Обратитесь в проектную мастерскую. Деньги от этой рационализации остались». Потом прораб посмотрел на меня: «А у вас слышимость есть?»

Я молчу. Что мне ответить, ведь только что я ему говорил, что все хорошо. Он только странно усмехнулся.

Строители поднялись. Тут наконец и я обрел речь.

«Так что, — спрашиваю прораба, — ваших тут никаких промахов нет?»

Парень говорит:

«Видите, что нет».

Чудной прораб какой-то, все молчит. Думал я, что жильцы дома еще покричат, но этого не случилось. Наоборот, вышли всей компанией на лестницу, а майор еще извинился перед прорабом. Сказал, что поедет в проектный институт.

Ночью мне снился страшный сон — будто жильцы узнали, что я был тем конструктором, который заменил перегородки. Боже, храни меня грешного!

День-два всего, и солнце снова иссушило строительные площадки. Зелени тут, конечно, и в помине нет — асфальт, бетон и пыль, тонкая, едкая и вездесущая. Если б не эта пыль, может быть, больше молодых инженеров шли бы на стройку, становились мастерами, прорабами и, проработав год-два, навсегда остались на стройке. Ибо забыть ее невозможно.