Лев Лондон - Строители

Он постоял, опершись руками о стол, потом нетвердой походкой вышел из комнаты.

Несколько минут все молчали, Корольков дотронулся до моей руки.

— Ладно, погорячились, — мягко сказал он. — Бывает.

…Я вышел на улицу, под мелкий, скучный какой-то дождь. Из далекого детства зазвучала родная песня: «И шумыть, и гудэ — дрибный дождик идэ…» Я кажусь себе маленьким и беззащитным. Вот-вот… Раскис еще к тому же. Почему это всегда так сложно получается? Или это у всех так, только люди стараются не показывать свои слабости?

Все правильно говорил Анатолий, но я не могу уйти из своего СУ, я не просто привык к людям, я люблю их. Вот прораб Анатолий — хороший прораб, ничего не скажешь, но разве он самый лучший, способный? Нет, конечно. Или бригадир Гнат? Разве мало в Москве бригадиров получше? И лучше Королькова есть… Почему же, когда мы, в общем обыкновенные люди, соединяемся вместе на работе, кажется, что лучше, роднее этих людей нет на свете?

А дождь все шел, мелкий и неприятный. Намокла и превратилась в блин кепка, пропитанное водой пальто давило плечи, струи текли по лицу…

Я решил посоветоваться с Николаем Николаевичем.

…В гардеробе больницы мне, как всегда, сунули халат подозрительного серого оттенка, к тому же на груди вместо верхнего кармана красовалась дыра с рыжей каймой.

Гардеробщица ушла, повесив категорический плакатик: «Перерыв на обед. Не стучать».

Я в нерешительности стоял перед зеркалом. Вдруг в зеркале увидел врача Лидию Владимировну.

Я быстро прикрыл рукой дыру, повернулся и поклонился ей.

Она удивленно подняла брови:

— Вы мой больной? Что с вами, почему вы держитесь за сердце?

Со времени нашей первой встречи мода переменилась: вместо высокой взбитой прически, сейчас ее волосы были коротко подстрижены и каким-то способом гладко прижаты к голове так, что напоминали черный шлем.

Я непроизвольно опустил руку. Лидия, Владимировна, взглянув на безобразную дыру, весело рассмеялась.

Я тоже выдавил улыбку:

— По… понимаете… не везет мне с халатом. — Я, снова прикрыл рукой злополучную дыру. — Я к Николаю Николаевичу. Виктор… — назвал я себя.

— Ну, пойдемте, — она притронулась к моей руке, — Николай Николаевич ждет вас. Он почему-то знает, что вы к нему приедете. Пойдемте…

Я мучительно соображал, что бы такое придумать, как выйти из смешного положения. Так, держась рукой за грудь, я и вошел в палату. Николай Николаевич сидел, в низком кресле и читал книжку. Увидев меня, он улыбнулся и чуть приподнялся.

— Вот, привела вам вашего Виктора, — сказала Лидия Владимировна, проходя за мной в комнату.

Я протянул моему управляющему (так я всегда называю Николая Николаевича) кулек:

— Пожалуйста, угощайтесь.

Он открыл кулек.

— Ну, Виктор, ты знаешь, чем меня побаловать! — Потом опасливо посмотрел на врача и добавил: — Фрукты, апельсины… очень люблю их, Лидия Владимировна. — Он хотел положить кулек в тумбочку.

— Я вам помогу, — Лидия Владимировна вытащила из кулька две небольшие бутылочки коньяку. — Я вам отдам их, Виктор… — она вопросительно посмотрела на меня.

— Можно этим ограничиться, — сказал я, но, так как она продолжала на меня смотреть, добавил: — Константинович…

— Виктор Константинович, я отдам вам их внизу.

— Лидия Владимировна! — взмолился мой управляющий.

Она взяла стул и села рядом с больным.

— Только рассказывать, одно хорошее, Виктор Константинович.

Николай Николаевич вздохнул:

— Ну, что у тебя было в главке?

— Откуда вы знаете?

Он только усмехнулся.

Я начал. Снова я был у Левшина, слышал его пренебрежительные мрачные реплики, снова видел странное выражение в глазах у Моргунова и только сейчас, говоря об этом, понял, что это, наверное, была отеческая ласка, а может быть, гордость, видел оперативное совещание, лица прорабов. Потом, не щадя себя, передал разговор с Анатолием.

Я отнял руку от сердца, но никто не обратил внимания на смешную дыру на халате. Под конец я спросил у моего управляющего, что он мне посоветует.

— У тебя нет папироски, Виктор? — попросил он.

— Я принес сигареты.

Лидия Владимировна покачала головой: «Нельзя».

Николай Николаевич положил книгу на тумбочку, взялся за ручки кресла, хотел приподняться, но раздумал.

— Ну, что мы ему посоветуем, Лидия Владимировна?

Она ничего не ответила.

— Посмотрите на него, Лидия Владимировна. Вот сидит перед вами молодой человек, в коротком халате, с дырой на груди… Его колебания говорят об отсутствии твердого характера, правда, Лидия Владимировна?

Она молчала.

— Перед ним два пути. Останься он в своем управлении — его ждут любовь и почет коллектива. А вы знаете, что такое любовь коллектива?

Лидия Владимировна утвердительно кивнула.

— Нет, вы этого не знаете. За ним пятьсот человек. И каждый день, каждый час от его деловитости, энергии зависит благополучие этих людей. Он освоил дело, ему будет приятно и легко работать, если вообще у строителя может быть лёгкая работа… Второй путь — в трест. — Николай Николаевич остановился, ему, очевидно, было трудно говорить.

— Николай Николаевич! — строго сказала врач.

— Ладно уж, — усмехнулся больной. — Второй путь трудный, очень! Меня считали хорошим управляющим, даже сейчас из горкома приезжают советоваться, но скажу вам по правде — я никогда не был инженером. Я приказывал, выжимал план, но быть инженером — это другое.

Николай Николаевич тяжело приподнялся.

— Если он захочет в тресте быть инженером, против него ополчатся многие. Он может сорваться, над ним станут смеяться, а коллектив, из которого он уйдет, будет смеяться первым. Ну, так что, Лидия Владимировна, какой путь мы ему выберем?

— Второй, — серьезно ответила она.

— Второй! — шутливо повторил Николай Николаевич. — А если он сорвется, кто будет отвечать?

— Мы ему поможем, — все так же серьезно ответила она.

Николай Николаевич прошелся по комнате.

— Смотрите, товарищ доктор, хожу! — воскликнул он.

Она осуждающе покачала головой. Николай Николаевич вернулся к окну.

— Анатолий прав, — серьезно сказал он. — Это не просто очередное выдвижение. Главк надеется, что ты решишь важную и трудную задачу… Как вы думаете, Лидия Владимировна?

Она промолчала.

— Не знаете! А я знаю… Трудно тебе, Виктор, будет, — вздохнул мой управляющий.

— Пора, — Лидия Владимировна встала. — Мы утомили Николая Николаевича.

Я тоже поднялся, прощаясь.

— До свидания, Виктор! — Мой управляющий нагнулся ко мне и прошептал на ухо: — А как там, на воле, на стройке, — хорошо?..

…Мы молча прошли к гардеробу. Лидия Владимировна протянула мне бутылочки с коньяком:

— Спрячьте. Может быть, свершится чудо и он поправится. Тогда разопьем их.