Дробь

Тор опять смеялся: «Это охуительно! Но знаешь, братишка, это все конечно заебись, но это не мой сценарий, я точно знаю, что резать глотки маленьким детям — не хорошо, как минимум, даже если дозволено, даже если понятий добра и зла не существует, все равно это как–то хуево, что ли».

Беседа так и текла приятным прохладным ручьем, господа шутили, дамы смеялись, и так по кругу. Гамма–аминомасляная кислота всасывалась организмом, перемешивалась с алкоголем, расслабляла наши мышцы, прибавляла уверенности, развязывала языки и запускала либидо. Во рту пересыхало от постоянного трепа, но на помощь приходило то самое дешевое пиво. В глазах мутнело, голова все сильнее кружилась, поверхность под ногами начинала покачиваться, улыбки глупее, глаза мутнее, речь бессвязнее, поступки смелее. В какой–то момент мы разбились по парам. В комнате наигрывал порядком подзаебавший габбер, прямо–таки стучавший по перепонкам и мозгам, настраивавший на несколько агрессивную волну. Вскоре компания рассыпалась по комнаткам.

Хер его знает, как описывать постельные сцены и всю эту тошнотворную ерунду, я не умею: робко закинул руку на спинку дивана, спустил на плечи, поглаживал волосы, ее рука на моей ноге (странно), какие–то убогие сальные фразы, неуклюжий поцелуй, стук зубов, дальше чуть проще, с матраса на кухне уже раздавались резвые стоны, прилегли, разделись, неуклюже стаскивая друг с друга тряпки, скача на одной ноге, стягивая штанину зауженных джинс (из женских журналов я узнал, что надо носки снимать в первую очередь — обнаженный джентльмен в носках выглядит как минимум нелепо), стаскивая стринги с белесыми пятнами на внутренней поверхности (тут я вспомнил, что часом раньше весьма удачно помыл член в раковине, используя затертый кусочек мыла), «тяжкий запах запущенного влагалище», небольшие кусочки женских выделений на моем языке, под баклосаном этому не придаешь значения — скорее даже наоборот: еще сильнее заводишься от происходящего аморального действа, робкий минет, плавно перешедший в глубокий, с гортанными звуками, обратно–поступательными движениями, я отчетливо помнил, как в моменты наиболее глубокого проникновения на коже ее хрупких плеч и спины выступали мурашки, остервенелый секс, смена позы, с возбуждением проблем не было, проблемы были с финалом, смена позы, я не мог кончить, смена позы, спина разодрана, смена позы, девушка наверняка пару дней будет ходить как кавалерист, смена позы, я очень стеснялся кончать ей на живот, как–то это неправильно — первый день знакомства, а я уже собираюсь поливать ее спермой как в дешевых порнофильмах, вот она этика 21 века: воспитанные девушки не позволяют кончать на себя на первом свидании, я кончил, прошло уже где–то полтора часа, оргазм оказался суховатым, весь живот вплоть до груди был в каплях и ручейках белкового коктейля.

Теперь у меня жутко закружилась голова, меня клонило в сон, на кухне ребята уже спали. Девушка попросила меня достать салфетки из ее сумочки. Влажные, с запахом вишни, я стер сперму с ее живота, другой салфеткой обтер головку члена, скомкал салфетки и запихнул в пустую упаковку из–под чипсов, кинул на пол, а сам пошел в душ. Умываться у меня сил не было, поэтому я помочился, сполоснул причинное место под краном, обтер куском туалетной бумаги, скинул и смыл.

Вернулся в постель, на нерасправленной постели лежало голое тело, я прилег рядом, одеваться сил тоже не было, поэтому я просто прилег рядом, окутав ее своим голым телом. Такая вот мерзкая постельная сцена.

Я закрыл глаза, голова безумно кружилась, я сдерживал тошноту, я, словно подбитый вертолет, кружащийся вокруг собственной оси, падал вниз, внутрь себя, в свои сновидения, я предчувствовал мерзкое утро, ощущение собственной низости и грязи, но сил размышлять об этом уже не было. Я забылся сном.

Я закрыл глаза. Я открыл глаза. Прошло часов 16. Рядом никого не было, я лежал один, голый, на кухне кто–то копошился — видимо Тор. Я попытался перевернуться с одного бока на другой и тут же почувствовал жуткий приступ тошноты, поэтому просто улегся на спине и смотрел в потолок. Потолок не желал статично фиксироваться перед моими глазами и все кружился и вертелся, плясал в пост–баклосановом макабре. Внутренности тоже танцевали безумное пого, да так, что дрожь отдавалась в самую глотку. Я отчетливо слышал стук сердца, это был нездоровый стук. Я хотел встать с постели, но понимал – еще одно резкое движение и меня тут же вырвет.

Собрав остатки воли в кулак, я встал, натянул трусы и джинсы, двинул к ванне, пытаясь побороть рвотные рефлексы. Во рту стоял мерзкий привкус застоявшегося пива — вкус последнего глотка в бутылке, того что на дне, в котором больше слюны, чем пива, теплой, мерзкой, желтоватой слюны с привкусом хмеля.

Из глотки пару раз попытались сфонтанировать капельки пива вкупе с желудочным соком, но я благополучно их проглотил. Махнул Тору, хозяйничающему на кухне — он кипятил чайник, собирался завтракать старым добрым ролтоном (или более бюджетным мивимэксом, не суть), спросил, буду ли я, но я ничего не ответил — я целенаправленно влетел в уборную, застегнул шпингалет на двери (шпингалет болтался на одном шурупе и едва держался), поднял стульчак, облокотился локтями на края унитаза и начал хлестать в бездну сточных труб. Я чувствовал, как кожа на моих руках прилипает к пятнам засохшей мочи на краях унитаза, вдыхал их кисловатый запах, но чувствовал себя достаточно конченным, чтобы не обращать на это внимание. Это был поцелуй, из глотки в глотку. Ничего кроме пива, пены и желудочного сока из меня не выходило, глаза слезились как у актрис фильмов категории «Deep throat/Gagging/Fuck face». Минут 15 я просидел в обнимку с моим новым другом, поминутно сплевывая в него накопившуюся во рту пену — так хуево мне не было давно. Затем я встал, скинул одежду на пол, забрался в душ и включил холодную воду, окатил себя несколько раз, задыхаясь, словно астматик, облил голову, умыл лицо, выдернул из уголков глаз запекшиеся корочки, обтер уголки губ, прополоскал рот, сел на пол ванной и просто минут 10 поливал себя с головы едва теплой водой, была бы моя воля — я бы так просидел до вечера.

Встал, обтерся серым полотенцем (белым, но его давно не стирали, да и пахло оно отсыревшей тряпкой для мытья полов). Взглянул на себя в зеркало опустошенным взглядом, не испытал никаких эмоций — ни отвращения, ни злости, ни презрения, будто в чужое лицо глядел, мутный хер с потухшими глазами, субтильными телом, запущенной небритостью, припухшим лицом. Оделся и вышел на кухню. На ноги налипли сотни песчинок, пыли, крошек и прочего дерьма с пола. Очень неприятное ощущение.