Дробь

Или «Если Дьявол не существует и, стало быть, создал его сам человек, то создал он его по своему образу и подобию… Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч.»

Господь больше не живет в храмах, его там и не было никогда, там живут те, кто «исправили подвиг Его», «взявшие на себя проклятие познания добра и зла». «Завтра сожгу тебя». Там живут великие инквизиторы, познавшие Зверя человека.

Человек — зверь, человек — грязь, человек — паразит. Зло. Мне начинает казаться, что я познал какую–то истину, но это лишь трип. А что, если это и впрямь истина, правда, до которой докапывались лишь безумцы и прокаженные, вдруг я познал те вещи, которых люди боятся, что если меня постигнет кара за мою любознательность. Меня прошиб пот, тело зудело как заживающая, покрывшаяся коростой рана. Человек есть зло. Бог есть зло. Демиург — Дьявол. Корень мира — отвращение, отторжение, злоба. Человек — духовный хищник, ему необходимо доминировать, уничтожать, поглощать. Гуманизм, доброта, эмпатия, альтруизм, любовь, дружба, аттракция, понимание, сочувствие — ложь, вымысел, нехарактерные, несвойственные человеку вещи. Никакого созидания. Нет Эроса. Только разрушение. Танатос. Единственный мотив. Спрятан. Завуалирован ложными социальными ценностями. Но ты всегда желаешь лишь зла себе и всем вокруг. Любовь = похоть, доминирование; семья = управление, фашизм, фундаментальная ячейка тоталитаризма; дружба = корысть; карьера = самоутверждение, презрение, нарциссизм; деньги = власть, алчность. И нет ничего другого, лишь фальшивые оправдания.

Я боюсь. Что, если за мной придут, что если я разворошил осиное гнездо. Нет. Это просто трип. Измененное сознание. Иллюзия. Фантомный катарсис. Заблуждения, возведенные в степень познания истины. Ложное прозрение.

Я следую за черным кроликом.

На мои плечи сугробами стелились коросты перхоти, плотными, белыми хлопьями медленно спускаясь вниз, укрывая белесым покрывалом мои сутулые костлявые плечи, складываясь в причудливый узор из белых рваных точек. Нордические снежные пустыни на моих плечах. Мое тело — храм. Мое тело — лес. Густой, темный лес, сплошь покрытый сугробами из снега, сухими ветками, еловыми иголками, обмороженными телами мертвых животных. Густой непроходимый заснеженный лес. Безжизненный. Я в кровь расчёсывал себе кожу на голове, забивая под неровно обкусанные ногти куски мертвой сухой плоти. Мои ногти — борозды. Я — сознание, я сам себя раздираю самокопанием, я копаю ногтями любопытства плоть собственного разума, я раздираю в кровь плеву защитных механизмов, я ищу под перхотью газоны. Под асфальтом — пляж, под коростами — свежая кожа. Во мне еще должно быть что–то живое. Как в мертвой кошке — кишит жизнь, опарыши в едином макабре танцуют вальс в ее утробе, складываясь в огромный шевелящийся паззл, растекаясь, меняя форму, и кошка уже перестает быть просто кошкой, она становится чем–то большим, она выходит за рамки самой себя, в ней гораздо больше жизни, чем было раньше. Только сейчас она цветет. Мертвая, гниющая кошка — символ движения и жизни. Смерть и тление — есть жизнь и расцвет. Смерть и тление — есть все новое. Цикл в перегное. В перегное — все. Мы — космическая пыль и перегной. Мы — родились из тлена и праха. Мы зачаты и взращены на торфе и трухе. Мы — смерть. Жизнь — смерть. В смерти гораздо больше жизни, чем в жизни, а в жизни одна сплошная смерть и ничего более. Нас обманули. Или я уже слишком глубоко рухнул.

Я очнулся. В моей руке опять была паста. Я снова пачкал обои. Сбиваясь, оставляя прямые линии на бумаге, путая местами слова и буквы. Рисовал глаз, ресницы, длинные, петлеобразные ресницы.

Затем эффект сиропов почти сошел на нет и спутанность сознания отступила, оставив лишь приятное послевкусие. Я смог сложить несколько строк из обломков и руин погибшего трипа, выскоблив их на злополучной стене.

Мои враги — призраки прошлого. Мои враги — фантомы будущего. Мои враги — мечты. Мои враги — надежды. Мои враги — желания, стремления, мотивы, мысли, мысли, планы, перспективы, будущее, настоящее, прошлое. Мои враги — все то, из чего обычные люди (а я разве необычный? Нет) плетут паутинки своих жизней. Все вокруг враг. Мир — враг. Воспоминания гнетут меня, будущее пугает меня, мечты лгут мне, надежды путают меня, мысли отвлекают меня. Будущего нет. Прошлое погибло. Настоящее — вымысел. Мир — вымысел. Господь спит крепким сном и вот–вот проснется, будильник апокалипсиса скоро прозвенит и все погибнут, приняв его за проверку системы городского сигнального оповещения. Все просто исчезнут. Мир — иллюзия. Сон Апполона.

Боль пульсирует расползаясь сеткой по черепной коробке, словно паутина трещины на стекле. Цвета сменяют друг друга в дионисийской пляске. Интересно, а Дионис покровительствует ДХМ–шаманам.

Сон Апполона. Дионисийские пляски. Здравствуй, Фридрих. Эхом прокатилось по моей черепной коробке имя немецкого философа, сифилитика и шизофреника. И я рухнул, словно главный герой клипа широко известной в узких кругах группы avenged sevenfold в клоаку ада. Фридрих говорил, что в каждой душе должна быть клоака, сточная канава, в которую человек мог бы сливать все свои нечистоты, куда я сливал всю свою ненависть, желчь, страхи, обиды, отчаяния, разочарования… Именно в эту клоаку я и вляпался теперь. Я по шею увяз в рвоте своей собственной души. Мое безвольное тело швыряет по сточной канаве течением, прибивая то к одному берегу, то к другому, из крайности в крайность. На мгновение я даже ощутил запах гнили и разложения, тлена и горящей плоти, будто прошелся мимо гнойной перевязочной медпункта Освенцима. Я тонул в дерьме под раскаты Карла Орффа, или это был Вагнер. Здравствуй, Фридрих.