Дробь

Двор. Двор. Еще двор. Переполненные баки. Бездомные дворняги, жрущие пакеты с каким–то заплесневелым мусором, матки с колясками, площадки, стрит–арт, теги, неуклюжие куски граффити, все в подтеках, с плохим закрасом, зассаные подворотни. Мусор, мусор, мусор. Полицейские уазики. Коллажи из оборванных объявлений у каждого подъезда. Грязь, грязь, грязь. Люди. Рыхлые тела, высунувшиеся с балконов покурить. Ошивающиеся у домофонов школьники. Они же курящие в арках. Пустые бутылки. Россыпь окурков. Плевки. Детская перчатка. Мелочь. Я присел, собрал около 20 рублей. День неожиданных встреч и приятных находок.

Вот и еще одна аптека. Вход со стороны двора, на углу дома, разбитые ступени, растасканная дверь. Одна из тех частных аптек, где при необходимости и нужном подходе вам продадут тропикамид, трамадол или нурофен плюс без лишних вопросов. А мне всего–навсего нужен был гликодин. Проблем возникнуть не должно было. И они не возникли. Никакого экшна, никаких внезапных поворотов. Это манифест уныния и однообразия.

Нафтизин за 5.90 и еще одна банка гликодина приятно постукивала по моему бедру. Я был весь в предвкушении. Маневры удались и все, что теперь было необходимо – попасть домой, предварительно купив в магазине грейпфрутовый сок.

На пути от аптечных пунктов до продовольственного магазина все оставалось по прежнему: угрюмые люди, грязь, лужи, косые взгляды, неприятные существа, бездомные собаки, семьи, бомжи, беременные, коляски с детьми, контейнеры с мусором. Просто попробуйте выйти из дома и прогуляться до ближайшего ларька или супермаркета и — вуаля!

Супермаркет. Точнее магазин самообслуживания среднего размера — недостаточно большой, чтобы заблудиться или вынести незаметно бутылку Джека Дэниэлса, но позволяющий умыкнуть шоколадку–другую, орешки или еще какую приятную мелочь. Несуразный маркет, один из десятков местной торговой сети, минилента, миниашан, провинциальный «окей».

Я внутри. В утробе потребления, скопления семей, тележек, корзинок, доступных покупок, социальных цен, угрюмых продавцов, немощных охранников и очередей у кассы. Вокруг делают покупки семейные пары, мужчины несут в руках корзинки с продуктами или толкают тележки, женщины держат их под руку или подкидывают очередной товар в корзину. У некоторых тележку венчает детское тело, верещащее, смеющееся, требующее сладостей — маленькая гедонистичная потреблядь. Потные тетки и бабки скупают, казалось бы, все что видят, но это не так, их голова на деле с утра до вечера забита вечерним продуктовым шоппингом: что приготовить, где купить, сколько, где подешевле, опять из заначки придется взять, на стиральную машину ведь откладываем уже четыре месяца, может кредит, не потянем, хлеб есть еще или взять пол буханки, а масло, рублей 400 выйдет, а если не хватит, тысячу придется разменивать, а разменяешь, считай, потерял ее, вроде и ничего не купила, пакет пустой, а денег сколько ушло. В виноводочном отделе юноши и девушки поддерживают государственную программу развития досуга и культурного отдыха в молодежной среде. Мужики покупают чакушечки, кто посостоятельней — коньяку. Хилые охранники с испуганным бегающим взглядом — случись что, они вряд ли смогут оказать действенное сопротивление воришке или еще какому смутьяну. Этак и меня, пожалуй, можно охранником взять. Кассиры выдыхают ненависть и раздражение, суетливо пробивая товары и судорожно отсчитывая сдачу, периферийным зрением пытаясь отследить, насколько длинная очередь выстроилась у ее кассы. Наверняка у них к концу рабочего дня болят сухожилия пальцев. Стеллажи, стеллажи, стеллажи. Я нашел грейпфрутовый сок, выбрал самую экономную ценовую категорию (в удачный день можно приобрести напиток богов — ягуар по промо–цене в 40 рублей за банку). Как бы между делом в рукаве моего пальто оказались два суперсникерса, я не сопротивлялся, когда они случайно рухнули из моей ладони в рукав, да и к тому же голод истязал меня уже не первые сутки, а денег хватало едва–едва на сок. Я не украл, я просто не заметил, а затем забыл оплатить, это была чистая случайность.

Скучая в очереди за кассой, я дал волю своему танатос и раскрошил несколько шоколадных яиц, просто проткнув их пальцем. Наконец подошла моя очередь. Я был немного взволнован, ощущая тяжесть в рукаве, неуклюже отсчитал мелочь, стараясь не опускать рук, в то время как коварная продавщица то и дело норовила заглянуть мне в пальто, наверняка она учуяла шоплифтера по запаху. Запах пота, сырых ладоней, взмокшего лба, запах волнения и страха. Я насыпал мелочью нужную сумму и, схватив сок, стремительно удалился, ожидая визга сигнализации или оклика охранника, хотя прекрасно знал, что «пищалок» в этом магазине нет, да и авантюру с шоколадками я провернул настолько ловко, что ни одна из камер наблюдения (за которыми опять же никто не наблюдает) не выкупила моего подлого и греховного поступка. Прости меня, Отче, я украл.

Я поднимался по лестнице. Двухэтажный деревянный барак с просевшей крышей и облезшей покраской, кучей псов во дворе, сушащимся на леске бельем, тарелками кабельного телевидения, старой коротящей проводкой в подъездах и стабильно пьющими соседскими мужиками. В подъезде запахи человеческой и кошачьей мочи, сырых тряпок, гниющего дерева, готовящейся за дверями еды, перегара, хлорки и сигаретного дыма смешивались в один неповторимый аромат — аромат провинциального экзистенциализма. Скрипящие ступени, повалившаяся известка, черная от пыли и грязи паутина по углам, коричневые перила с выжженными именами, выцарапанными рисунками, свастиками и значками анархии.

Моя квартира на втором этаже. Справа от дверей — зеленая лестница на чердак, слева — две выцарапанных свастики и символ гидроцефалов, он же значок ансамбля «Оргазм Нострадамуса» (крест в квадрате). Звонок прикручен отчимом спьяну и верх ногами, под дверями затертый до дыр коврик, рядом — кастрюля с объедками для соседского голодающего пса.

Я достаю связку ключей, они позвякивают, ударяясь друг об друга, меж ними затесалось серебряное распятие с изображением Иисуса Христа, найденное однажды на полу в столовой, рядом с Христом — брелок с Дартом Вейдером.

Свет в подъезде выключен: старушка, живущая по соседству, экономит на электричестве. В темноте я не с первого раза попадаю в замочную скважину. Каждый раз, шумно водя кончиком ключа вокруг отверстия в замке, я представляю, как по ту сторону дверей моя мама воображает, будто я пьян и лишь по этой причине не могу попасть в скважину. И от того я начинаю испытывать чувство вины и страха, боюсь открыть дверь, боюсь оказаться под подозрением, тем более, что я и вправду был сегодня слегка не в себе, и пару суток уже не появлялся дома. Учитывая, что мой телефон все это время был разряжен, мне следовало ожидать праведного гнева и мое чувство вины и страха были оправданными.