Константин Губаревич - Анютина дорога

Полицай махнул рукой на скрипку. Обшарил Василька с ног до головы. Максима — тоже. Заставил торбу снять. Вытряхнул из нее несколько кусочков хлеба, пару огурцов, три луковицы и еще что-то по мелочи. Глянул на двух немцев, наблюдавших за обыском. Один из них кивнул головой: пусть идут. Василек подобрал в торбу хлеб и все остальное.

...Долго шли по глухой улице, не оборачиваясь, не оглядываясь. Только остановившись у калитки какой-то каты, Максим снял шапку, вытер потный лоб и незаметно оглянулся. На улице никого не видно. Партизан открыл калитку, пропустил вперед Василька. Очутились на маленьком, огороженном со всех сторон дворике.

Пожилая женщина собирала под яблоней опад.

— Тетенька, дайте, пожалуйста, попить водички,— попросил мальчик.

Женщина внимательно посмотрела на незнакомых. Молча пошла в сени. Вынесла кружку воды.

Василек с Максимом поочередно напились. Поблагодарили.

— Тетенька, вы одни живете?— спросил мальчишка.

— Нет, а что?

— Мы могли б с батей помочь вам по хозяйству. А вы за это пустите нас переночевать…

— Нет, я не одна... Муж у меня. Он, правда, не дома, второй день, как погнали чинить мост. А так у нас по хозяйству все справно, помочи покуль не требуется, спасибо... Возьмите вот яблочек в дорогу и идите с богом... Знаете, теперь время такое... кто вас знает, что за люди. А я одна... Муж, не знаю, когда вернется...

Женщина взяла несколько яблок и протянула их Васильку. Он поблагодарил, рассовал яблоки по карманам.

Повернулись, ушли со двора.

...И, сидя сейчас среди обгоревших развалин, Максим думает, подперев голову, озадаченный создавшимся положением. Василек тоже обеспокоен.

— А другого дяди нет?

— Нет, Василек... Нам нужен был только этот...

— Что ж делать?

— Попробуем сами пробраться на станцию... Поиграть солдатам... У тебя хорошо получается немецкая песенка...

...Но на станцию им не удалось пробраться. Прогнали от первого прохода... Грубо оттолкнули от второго... Сделали попытку пройти через здание вокзала, но там солдатам дали команду на посадку в эшелон, видимо, мост починили и составы начали отправлять.

Через центральный ход, забитый солдатней, пройти было невозможно.

Отчаявшийся Максим двинулся в обход станции и очутился на другой стороне, на пустыре.

Территория станции отгорожена от пустыря высоким неприступным забором с колючей проволокой поверху.

Неожиданно Максим опустился на землю. Снял торбу, выложил из нее скудные припасы. Сделал вид, что просто сели перекусить.

— Смотри, Василек...— указал глазами впереди себя.

Мальчик заметил торчащую из-под земли трубу.

— Эта труба идет от водокачки,— стал объяснять Максим.— У водокачки она кончается, и должен быть выход наружу... Я не пролезу, а ты сможешь... Твои плечи уже... Вылезешь и незаметно под вагонами подползешь к составу с цистернами... Знаешь, такие большие железные бочки на колесах... Приложи под низ бочки мину — она сама прилипнет. И назад. Тем же путем. Буду ждать тебя тут... Давай... А то скоро начнут отправлять составы...

Василек оглянулся, прихватил с собой футляр и очутился у трубы.

Еще раз оглянувшись, он протолкнул футляр впереди себя и сам нырнул вслед за ним.

...Прежде чем вылезти наружу в противоположном конце трубы, Василек чуть-чуть высунул голову, осмотрелся. Кажется, никого вблизи... Вылез. И сразу же — под вагон. Успокоившись, начал искать круглые бочки на колесах. Подлез под один состав... Под другой... Под третий... Да вот же они, длинные железные бочки на колесах...

Мальчишка подполз под одну из них. Притаился, вслушиваясь... Вроде бы ничего подозрительного...

Раскрыл наконец футляр. Вынул из потайного, специально сделанного ящичка магнитную мину. Прилепил ее снизу к цистерне.

Пополз обратно между колес. Хотел прошмыгнуть под следующий состав.

— Хальт!..— остановил его окрик. Василек замер.

Вернее — обмер.

К нему подошел часовой, схватил за шиворот. Начал что-то лопотать по-немецки. Мальчик повернулся лицом к солдату.

— Дяденька, мне надо ехать домой... Я не знаю, в какой поезд садиться...

Не слушая оправданий, часовой толкал Василька перед собой к выходу со станции...

На выходе ему поддали еще, и он упал плашмя... Но быстро поднялся, подхватил футляр со скрипкой и помчался без оглядки…

А что же с Максимом? С ним дело хуже. Проверяя пустырь, патруль обнаружил Максима и забрал то ли как бродягу, то ли как подозрительного, Его уже вывели на привокзальную площадь и, возможно, сдали бы по назначению, но... взрыв огромнейшей силы потряс не только станцию, а и весь маленький городок...

За первым взрывом начались другие более или менее мощные... Земля дрожала, над станцией взметнулись высокие столбы огня и дыма...

Через какое-то время привокзальная площадь была оцеплена солдатами, всех, кто очутился в окружении, хватали и бросали в крытые машины. Ловили людей и на улицах... Не успевшие скрыться по домам бежали в ближайший костел.

...Костел. Ксендз правит мессу. Но прихожанам не до нее. Слышны взрывы, и люди не знают, что делать: бежать домой или оставаться.

Спасаясь от облавы, люди заполняют костел... Ползет шепоток, что в городе всех хватают.

Среди прибежавших Василек. Его обуял такой страх, что хотелось забиться как можно подальше... Заметил ступеньки, ведущие на хоры. Не долго думая, поднялся наверх...

Ксендз почувствовал волнение в костеле. Он простер руки перед дарницей и начал молиться. Орган на хорах зазвучал громче обычного...

Молитву подхватили все молящиеся...

В приходе костела появилось несколько немецких солдат с автоматами наготове. Солдаты остались у входа, а в костел вошел Гельмут — начальник местного гестапо со своим помощником. Они продвигались по проходу между скамьями, внимательно вглядываясь в опущенные над молитвенниками лица...

Люди делали вид, что, кроме молитвенников, перед собой ничего не видят. Глаза у них прикрыты веками, только дрожащие губы шепчут молитву — скорее всего просят бога, чтобы убрал этих самых страшных, в черных мундирах и с черепами на рукавах...

Гельмут с помощником прошли до алтаря, повернули обратно и, все так же медленно шагая, всматривались в опущенные лица...

Начальник гестапо заметил ступеньки на хоры. Стал медленно, подниматься по ним. Органист продолжал перебирать клавиши звучащего под сводами костела инструмента.

Некоторое время Гельмут стоял на верхней ступеньке, слушал. Заодно внимательно вглядывался в орган. Сам орган и его звучание, видимо, очень нравились Гельмуту. Но это между прочим.

Сюда он взошел не любоваться органом. Гельмут поднял руку — органист прервал игру.

— Здесь, кроме вас, никого нет?— Нет, пан офицер.

— А если найду?