Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Станок Зинуля поклала на стол, чтоб отец, когда зашел в комнату, сразу увидел. Обрадуется он подарку, конечно, обрадуется!

Однако его почему-то не было и не было. И Зинуля уже начала волноваться. Она и воды принесла, и курам есть дала, ну и еще всякое по мелочи сделала, а отец не приходил. Что такое?

Зинуля все же не выдержала, оделась. Она собралась идти в кузницу, и вдруг на пороге появился отец. Увидев его, она заплакала.

— Ну, ну, — начал успокаивать ее отец, — не реви. Приехала домой и плачешь. Радоваться, наоборот, надо.

— А я и радуюсь, — сквозь слезы улыбнулась Зинуля.

— Вот и хорошо, — похвалил ее отец. — Такой ты мне больше нравишься.

Они вскоре сели за стол, поели.

— Ну как там у тебя, рассказывай? — заговорил после этого отец.

— Нормально все, — коротко ответила Зинуля.

— Учишься, значит?

— Ага.

— Ну, а мы тут работаем. Вишь, нынче подзадержался. Прибежали в конце дня, говорят: срочно хомут нужен, трактор вышел из строя. Вот и выстукивал молотком.

— А я пришла — тебя нет. Сразу решила: на работе. — Зинуля помолчала. — Скучаю я там по тебе, пап.

— Я по тебе тоже, дочка. — Отец приподнялся вдруг: — Вот дурень-то лопоухий, что ж я сижу? — И подошел к сундуку и открыл его крышку. — Я же тебе отрез на платье купил. Может, обидишься, что не другой расцветки?

Зинуля усмехнулась:

— Ну, папа, даешь. Как я могу обидеться, коль ты мне отрез купил. Не-а, ни за что. Наоборот, спасибо большое.

— Вот он, возьми. — Отец протянул дочери материал.

Зинуля увидела и ахнула: точно такой, из какого было то платье, которое ей отец подарил раньше, — в горошек, цвет только горошков не синий, а ярко-красный.

— Это я с Матекиным, председателем нашим, в город ездил, — объяснил отец, — там в магазине и наскочил на этот материал. Я знаю: тебе нравятся платья в горошек. Ведь так?

— Ага. — Зинуля была на седьмом небе от этого отцовского подарка. — А чего ж ты тогда решил, — спохватилась она, — что я могу обидеться?

— Ну мало ли что. Думал: надоел один рисунок.

— Не-а, — покачала головой Зинуля. — Мне этот отрез нравится, спасибо! — Она поднялась, подошла к отцу и поцеловала его.

— Тебе тоже за подарок спасибо, — в свою очередь поблагодарил дочь отец.

Чуть погодя Зинуля отпросилась у него пойти к Нине Сергеевне Коростылевой. Ей просто не терпелось рассказать той, как у нее, Зинули, складываются дела. Она понимала: Нине Сергеевне тоже будет интересно. Но не это, быть может, главное, что заставило Зинулю вырваться из дома — ну, конечно же, надежда увидеться с Ванькой Чухловым.

Нина Сергеевна была дома, и они обменялись новостями и впечатлениями. Хозяйка осталась довольной, что у ее подопечной дела складывались хорошо. Ну, а после, если какие возникнут трудности, она лично поможет, так что Зинуле особо расстраиваться не следует — все, в общем, придет, все образуется. Зинуля искренне поблагодарила Нину Сергеевну за доброе отношение.

Возвращаясь домой, Зинуля все же не выдержала и зашла к Чухловым. Встретила ее тетка Ульяна — Ванька, как потом выяснилось, уехал в центр, какое-то там совещание проходило, и его туда вызвали. Увидев Зинулю, она вышла навстречу, приобняла ее, точно дочь свою. Зинуля от такой встречи расстроилась, едва не заплакала.

— Проходи, проходи, милая, — приглашала тетка Ульяна.

Внешне она вроде бы не изменилась, и все же впечатление складывалось такое, будто над ней висел какой-то груз. Помедлив, Зинуля даже осторожно порасспрашивала, не случилось ли у них чего. Тетка Ульяна усмехнулась: с ней? С ней никогда ничего не должно произойти. Ну, тут уж она, наверное, через край перехватила малость — все же возраст, а он, как не гоношись, свое все же берет. Но потом-таки она созналась: последние дни что-то чувствует себя неважно, погода, что ли, на нее действует, кто его знает, однако что-то не то. Вот, значит, Зинуля не ошиблась, в самую точку попала.

У тетки Ульяны Зинуля побыла тоже недолго. Уходя от нее, все еще верила — она сейчас станет выходить со двора, а навстречу Ваня. От этой мысли ее даже пробила дрожь. Нет, давно она его уже не видела, целую вечность! Наверное, и не признает сразу Ваню. Но Чухлова не было и не было, так что все надежды Зинулины были напрасны.

Ночью ей снился сон. Она будто сидит на крыльце своего дома, качает малыша и напевает:

А рядом Ваня. Он приобнял ее. Она у него лучше всех, говорит, такой, как Зинуля, нет больше в мире. Ей это приятно слышать. Она смотрит то на малыша, то на Ваню и не нарадуется. Какое счастье это для нее, кто бы знал только! Все же на свете есть справедливость, думает она, есть!

Утром отец заметил:

— Ты во сне разговаривала. Тревожно спала, что ли?

Зинуля улыбнулась:

— Что ты, папа, наоборот, мне снилось счастье мое.

Отец ничего в ответ не сказал, лишь хмыкнул про себя. Но видно было, что он рад за дочь.

Дни летели стремительно, один как бы ложился на другой — поспевай только щелкать: один, два, три… Зинуля уже втянулась, и занятия не казались уже такими обременительными, как поначалу. Все делала она с охотой, и училась с охотой. А главное — она почувствовала: у нее пошло. Все, о чем говорилось на лекциях, Зинуля хватала на лету. Иногда и Катеньке помогала. А та, слушая ее, лишь удивлялась: «Тебя как подменили! — и тут же жаловалась: — А я, напротив, почему-то потеряла к учебе весь интерес». Зинуля успокаивала подругу: ничего, пройдет. Это бывает со всеми.

К Кашириным она не ходила — не было совсем времени. Но часто себя за это казнила: нехорошо поступает. Разгадка того, что у Надежды Ивановны плохое настроение, пришла к Зинуле как бы сама собой, она еще подумала: как раньше она не сообразила, вот глупая! У Кашириных нет детей, а это страшно, для женщины особенно. Надежда Ивановна от этого и тужит. Вот жизнь — одни мед едят, да еще и ложкой, а другим похлебки нет. Ясно, не о еде речь — все о том же злополучном счастье, которое опять же у одних через край, а у других на самом-самом донышечке, в виде капелек росы — как можно представить. Размышляя так, Зинуля прежде всего думала о том, как бы помочь Надежде Ивановне и чем. И всякий раз ловила себя на мысли, что ее эти упражнения напрасные — одному господу богу лишь по силам изменить обстоятельства, однако и тот уж со своей помощью, наверное, припоздал — лет бы этак на пять раньше, тогда было бы это возможно. И оттого горевала Зинуля, не находила себе места. Домой в последние выходные она тоже не ездила — сидела над конспектами. Девчата, конечно, свое ловили, не упускали время, а ей было не до того. Да она и несвободная — у нее Ваня есть, изменить она никак не может.