Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

— Бедняга Клаус… Бедняга Ганс…

Но никто не слушал наивного, доверчивого Даниэля. Они видели много смертей и знали, что не так оплакивают на фронте гибель солдата. Капрал просто хочет показать, как он всех их любит. Будто и Вальтера он любил, а взял с собой не кого-нибудь, а Даниэля, потому что его легче обвести вокруг пальца.

— Смотреть было жалко, клянусь богом…

— Ладно, хватит! — прохрипел Пауль.

— В самом деле — завелся! — поддакнул Кнопс. — Знаем мы, какой он хороший!

— Ну-ка заткнитесь! — буркнул Карл.

— Я хочу сказать…

— Ты ничего не хочешь сказать!

— Ладно, замолчу, — пробормотал Даниэль, еще глубже забиваясь в угол пещеры. Он притих, но остался при своем убеждении, что если Ганс и предал их и подставил Вальтера под пулю за два котелка воды, Клауса он все-таки любил… Конечно, любил, и… Ах, ничего не поймешь: кто друг, кто враг…

«Господи, что же ты так перемешал все, что правого от виноватого не отличить. Даже если сам спустишься на землю, ничего не разберешь».

— Вам-то что делать? Нам как быть?

— На это тебе Ганс ответит! — злобно огрызнулся австриец.

— А?

— Спроси Ганса, он тебе скажет, как нам быть.

— Нет, Ганса я не спрошу.

— Почему?

— Ему сейчас не до нас… — простосердечно объяснил Даниэль.

Опять наступила тишина.

Кнопс почувствовал беспокойство: тут каждый поумнее меня, может быть, кто-нибудь придумает выход из положения.

— А что может Ганс? — нерешительно спросил он.

— Кое-что может… Но тебе не на что надеяться… Не исключено, что если горемычный Даниэль припомнит всех своих дочерей, он и сжалится над ним, не променяет на глоток воды.

— А вдруг мы ошибаемся, Пауль, грех на душу берем?

— Не говорите вы с этим придурком! — опять прохрипел Карл. — Скажите что-нибудь толковое.

— Если спросить меня… — Иоган присел на рюкзак и поморгал маленькими красными глазками. — Что тут скажешь толкового. Из этой пещеры один выход?

— Один.

— Кто его караулит? Наши враги. А кто еще?

— Знаем мы, кто еще! — не дал договорить Пауль.

— Штуте наш! — затянул свое Даниэль.

— Знаем мы, чей он.

— Кто этого не знает, — неопределенно подтвердил Кнопс.

— Никто не скажет, что нам делать. А я скажу.

— Говори, Иоган!

— У нас еще есть враг.

— Еще?!

— Мы голодны и измучены жаждой. Из пещеры один только выход, а в него лезут четыре смерти разом.

— Лежи, помалкивай, — прикрикнул на Иогана Карл.

— Мы ничего не можем поделать! Можно подумать, что их не существует и сами горы карают нас, Карл. Мы их не видим! Это ужасно.

— Брось! — отмахнулся Пауль и обернулся к маленькой пещере. — Мы видим их. Очень хорошо видим.

— Что толку от этих? Смотри, любуйся. А выстрелить хоть в одну, все четыре смерти поспешат — поторопятся сюда. Ждать не придется, можешь мне поверить. Если спросить меня…

— Ты что, не кончишь? — прервал опять Карл.

— Пусть говорит! — прохрипел австриец. — Должен же кто-то говорить.

— Да, надо что-то решать… — приподнял голову Кнопс.

— Заткнись! — не дал договорить ему Карл и обернулся к австрийцу. — Ну, говорил он, и что? Нам поможет его чушь?

— Но до каких пор сидеть так?

— Пора все это кончать.

— Как? Каким образом?

Пауль промолчал.

— Пусть Иоган договаривает, — опять приподнял голову Кнопс; ему невыносимо тяжело было слушать молчание, он никогда не знал, о чем думают люди, когда они молчат.

— Пусть договаривает. Может, он напоследок приберег выход из положения? — разрешил Карл.

— Нет, я не об этом.

— Спасибо! О чем же нам говорить?

— Я о том, что, когда они стреляют, — будь они неладны — они стреляют по одному разу. Если раздастся пять выстрелов, мне останется закрыть глаза и умереть.

— А тебе лучше очередью получить?

— Да погоди ты!..

— Попроси капрала, и он тебе устроит это удовольствие.

— Он же услышит, боже мой, услышит! — заволновался Даниэль.

— Пусть слышит! — вскричал Пауль и вскочил. — Он должен знать, что мы люди, и нас нельзя продать за котелок воды.

— Погоди, Пауль, умоляю тебя, как сына! — Даниэль обнял Пауля. — Может, еще явится спасение…

— Какое спасение?! — прервал его Иоган. — Ну-ка, сами скажите, где оно, спасение? Нет его! Пленницы у нас есть, а спасения все равно нет.

— Мы сами пленные, — желчно процедил австриец, — и цена каждому из нас — стакан воды!

— Пауль, послушай меня, Пауль!..

— Пленницы у Ганса.

— Да, так… А нас что ждет?

— Смерть! — крикнул опять Пауль.

— Пленницы спасут нас? — снайпер обчел всех прищуренным взглядом. — Что-то я не вижу пока этого спасения.

— Они капралу помогут.

— Но четырем дочерям Даниэля нужен отец, а не капрал.

— Гансу не нужен Даниэль! — вставил Кнопс.

— Почему же! — возразил австриец. — Гансу мы все нужны, только не для наших детей, а для него самого. И ты ему нужен, дубина!

— Чтобы спасти спою шкуру! — догадался опять Кнопс и чуть ли не с удивлением повторил: — Мы нужны Гансу, чтобы спасти свою шкуру.

— Но кому нужна шкура Ганса? — спросил кто-то снаружи, приподнял край брезента и вошел в пещеру.

Каждый отыскал взглядом свое оружие, но никто не дотронулся до него — перед ними стояла пленница, этого никто не ожидал. Все молчали. Пленница была бледна, но она шагнула вперед и еще раз спросила твердым голосом:

— Так ответьте мне: кому нужна шкура Ганса?

— Гансу! — громко бросил Пауль и схватил свой автомат. Пленница отступила было назад, но тут же поняла, что, чтобы убить ее, австрийцу не нужно было хвататься за оружие. Сейчас этот жест скорее свидетельствовал об испуге. Пока пленница была в другой пещере, они могли выстрелить, но теперь…

— Может быть, ты откажешься от своей шкуры? — спросила Гуца и остановилась. — Ты хватаешься за оружие! Но ведь ты знаешь, что моя смерть, это и твоя смерть. А для нас что ваша, что его шкура одинаково презренна, как волчья. Я пришла сюда не ради Штуте. Он ваш — и вы сделаете с ним, что захотите. Но я боюсь подвернуться под горячую руку.

— Штуте тебя защитит.

— Защитит, потому что он умнее и понимает: тот, кто выстрелит в нас, выстрелит себе в лоб.

— Может, и ты умнее нас! — приподнял голову Карл.

— Не знаю. Мои слова продиктованы не умом, а страхом. Я вижу нацеленные на меня ружья.

— Скажи, зачем ты заявилась сюда? — выйдя из себя, заорал Пауль.

— Я же сказала, что боюсь смерти.

— И потому так близко подходишь к моему оружию?

— Вы не выстрелите в меня. Я боюсь слепой пули.

— Какая разница, слепая она или зрячая! — брякнул Кнопс с дурацким смешком.

— Я пришла предупредить, чтобы в вашей потасовке вы не смели трогать ни меня, ни мою спутницу. Ваши жизни в наших руках. Убьете вы нас, и ваше дело кончено…