Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Алексей Петрович, не узнаете? — подойдя, протянул руку рослый мужчина.

— Ананий Трухин? Здравствуйте. Вон каким богатырем стал.

— А меня забыли? — показал прокуренные зубы второй.

— Прокопий Томских?

— Он самый. Надолго к нам?

— Почему к вам? Домой приехал. И насовсем. Вы, я вижу, — Алексей скользнул взглядом по замасленным телогрейкам, — в трактористах ходите?

— Куда деваться? — повел сильными плечами Ананий. — На тракторах выросли. А Пронька так и родился под комбайном.

Мать Проньки поварила на сенокосе. Время родить подошло. Никому ничего не сказала, пошла пешочком домой. Дорогой роды начались. Куда деваться? Не погодишь… Видит, комбайн, под ним солома. На этой соломе и родила.

— Потому я и рыжий, — рассмеялся Пронька. — И росту бог не дал, видно, солнцем припалило.

— Ничего, мал сокол, да больших птиц сбивает.

Алексей распрощался с трактористами и свернул в боковой проулок. В конце его на пригорке стоял дом, срубленный из столетних лиственниц. Стены дома почернели от времени, и поэтому окна с белыми ставнями сильно выделялись. Под окнами были вкопаны три небольших столба: каждый уважающий себя бурят должен иметь сэргэ — коновязь. На углу дома алела табличка с надписью: «Здесь живет Герой Великой Отечественной войны, Почетный колхозник Найданов Батомунко Найданович».

Батомунко был другом отца Алексея. Маленького Алешу отец с матерью вначале приносили сюда на руках, а потом приводили. Детская память сохранила тусклую лампу на столе, о чем-то спорящих людей, их беспокойные длинные тени на стенах. В этом доме Алеша встретил и друга — маленького бурятского мальчика Арсалана. Потом… Потом пришел горький сорок третий год. Отец погиб на фронте. А вскоре не стало и матери: пахала ночью на тракторе у Онона, в тумане не заметила обрыва и… разбилась. Привел Арсалан осиротевшего Алешу домой. Дулма, как могла, обласкала мальчика, и стал он для этой семьи сыном.

Алексей поднялся на высокое крыльцо и с волнением переступил порог. В прихожей топилась печь, на ней бурлил черный чугун. По всему дому распространялся ароматный запах вареного мяса. Возле печки, спиной к двери на маленькой скамеечке сидела бабушка Дулма, Одета она была в длинный дэгэл [2] Дэгэл — национальная бурятская одежда типа мехового халата (бурятск.) . и островерхий малагай [3] Малагай — остроконечная бурятская шапка (бурятск.) . с красной кисточкой.

— Сайн байна [4] Сайн байна — здравствуйте (бурятск.) . , бабушка Дулма, — поздоровался Алексей.

Дулма, сгорбившись, встала, подняла на Алексея морщинистое высохшее лицо.

— Не узнаете?

Лицо Дулмы посветлело.

— Алеша! Сайн байна.

Алексей обнял бабушку Дулму, усадил на скамеечку.

— Как ваше здоровье?

— Однако совсем мало здоровья осталось. Ты-то откуда пришел?

— Кончил учебу, работать приехал.

— Давно жду тебя. Ладно ли живешь, Алеша? Хорошо ли людям с тобой? Много ли коней у твоей коновязи?

— Люди не обходят мой дом.

— Всегда ли горячий чайник на твоем очаге?

— Для путника в моем доме всегда есть место.

— Сайн даа [5] Сайн даа — спасибо (бурятск.) . . У тебя добрая хозяйка. Теперь мое сердце спокойно.

— А где Батомунко и Чимит?

— Однако где им быть? В степи. Чабанят. Батомунко болеет маленько, к худой погоде раны ноют.

— Дела-то у них как?

— Совсем ничего не знаю, Алеша. Старая стала. На стоянке не бываю. Прошлый год Батомунко орден дали. Чимит Грамоту получила. Нина Васильевна часто приходит, шибко хвалит. Я так думаю, неплохо работают.

— Верно, ордена зря не дают.

Хлопнула дверь. Алексей повернулся. У порога стояла черноглазая девушка лет восемнадцати, в куртке, меховых сапогах. Смуглые щеки румяны от мороза.

— Дарима? Ты ли это?

— Ай-ай, Алеша, — укоризненно покачала головой Дулма. — Сестру Дариму не узнал.

— Да когда я уезжал, она еще совсем подлетком была. Ну, здравствуй, Дарима.

— Здравствуйте, — показала ослепительно белые зубы девушка. При улыбке на остром подбородке появилась ямочка.

— Какая ты у нас красавица.

— Тоже наговорите, — засмущалась Дарима.

— Честное слово, Дарима, не видывал такой. Где работаешь-то?

— Трактористкой. Сейчас на ремонте, в мастерской.

— Вот тебе и на. Да ты же молодец, честное слово.

В разговор вмешалась бабушка Дулма.

— Однако что стоишь, Дарима, зря время тратишь? Гость дорогой приехал. Угощать надо.

— Я сейчас, бабушка. — Дарима разделась и пошла в куть.

По бурятскому обычаю, Дулма поднесла Алексею чашку с молоком. Он, не торопясь, с уважением к угощению, выпил.

— Сайн даа.

— Теперь, Алеша, отдыхай маленько с дороги. Мы обед готовить будем.

Алексей прошел в горницу. Здесь было чисто и уютно. На окнах висели желтоватые занавески, и комната была залита мягким светом. Из переднего угла смотрел телевизор. В простенке между окнами сервант с посудой, на нем бронзовый Будда. Перед Буддой две маленькие чашечки с дарами. Во время войны каждое утро, вскипятив чай, Дулма преподносила угощение богу и просила его послать бурятским и русским парням победу над фашистами.

Кажется, давно ли это было, а вот уже многое позади: солдатская служба, заочная учеба в общеобразовательной школе, институт. Теперь эту комнату занимала Дарима. Все как будто то же и все не то.

— Арсалан никогда не плачет, Арсалан — сын Батомунко Найданова, мужчина. — Алексей обернулся на знакомый голос. У порога стоял Арсалан. Полушубок нараспашку, ворот рубашки расстегнут, шапка на объемистой голове сбита на затылок. Несколько секунд друзья смотрели друг на друга.

— Арсалан, — выдохнул Алексей.

— Лешка… друг… Наконец-то пригнал тебя степной ветер.

Друзья обнялись. Потом, не скрывая радости, изучающе смотрели друг на друга.

— Как же кафедру бросил? — спросил Арсалан.

— Узнал, что нет в совхозе агронома, — за чемодан, и сюда.

— Какой молодец, Леша. Я знал, что степной конь никогда не забудет вольного ветра, а крылатая птица — бурного Онона.

— Ты как живешь?

— Как тебе сказать. Средне между плохо и очень плохо. Посевную технику отремонтировал, загнал в мастерские комбайны. Так этого Нине Васильевне мало, говорит: «Ох, Арсалан, приедет Алеша, он с тебя дремоту сгонит. Будешь вставать раньше Пронькиного петуха».

— Какой это Пронька?

— Да Томских.

— Знаю. Сегодня его встретил. Что за знаменитость его петух?

— Какой-то сумасшедший. Люди ужинать садятся, а он петь начинает, а утром спит как пропащий. Говорят, сам Пронька за него поет.

— А жена ему не подтягивает? — засмеялся Алексей. — Ну, шутники. А помнишь, как тебя однажды будили-будили, а потом голого под дождь вытащили? Ты обозлился, схватил прут и давай гонять вас. Мы с Борькой убежали, так ты Ванюшку Дорохова огрел. Вот уж он похныкал, пахать даже не поехал.