Вера Дорофеева - Истории без любви

— Против этого чертова вируса и чистый спирт — слабак, — авторитетно заметил начальник сборки, — тут горилкой с перцем лечиться что чай пить.

— Я про другое говорю, Вячеслав Васильич. Отлежаться тебе надо. Вызвать врача, взять бюллетень, как положено, — словно не замечая, перебил внезапного третьего собеседника директор завода.

— Вот отправим К-700 на полигон, тогда и пойду по врачам, если ветра не будет, — прохрипел в микрофон начальник механического. — Дело идет к концу. А там можно и поболеть. Месячный план будет у нас в кармане...

Этот разговор состоялся шесть часов назад. А сейчас начальник шестого цеха уже ждал директора в приемной. Он тяжело, через силу поднялся со стула и молча прошел за Асаянцем в кабинет.

Причин аварии начальник цеха не знал. И потому с тревогой вслушивался в разговор по телефону. Асаянц, набрав номер, уже объяснял кому-то из транспортного отдела, что заказ с трайлерами для вывоза машины К-700 на полигон необходимо отложить.

— На какое число примерно рассчитывать? — повторил Асаянц вопрос, заданный ему собеседником по телефону. — Сегодня четверг. Два дня у нас выпадают — выходные. Значит, не позже, чем на следующий четверг. А лучше на среду. Все-таки закроем план месяца на день раньше. Действуйте. Если надо будет нажать на автодеятелей, звоните, не стесняйтесь...

Асаянц положил трубку и посмотрел на начальника цеха:

— Слышал?

— Да. Что надо делать, Григорий Багратович?

— А ничего. На площадке и без нас руководящих кадров хватает. И Сахарнов уже пришел, и Кучук-Яценко. Так что закручивать гайки есть кому. А главное, этого не требуется. Сборщики сами знают, что делать и без наших руководящих указаний. А нам о квартальном плане думать.

— Что же все-таки случилось с К-700? Я ведь так и не дошел до площадки. К вам вызвали.

Асаянц начал подробно рассказывать о болтах-недомерках, отсутствии шайб Гровера, сердитых тирадах Кучука-Яценко.

— Вот и не верь в интуицию, — заметил начальник шестого, дослушав директора завода. — В последние дни я все время ждал чего-то такого, срыва на мелочах. Слишком уж все плавно шло под конец.

— Если честно, то я тоже все время ждал чего-то, — подхватил Асаянц. — Особенно сегодня. С самого утра...

Он слушал собеседника, согласно кивал, сдержанно улыбался шуткам, а сам думал уже не о машине К-700, не об аварии на ней и возможном срыве месячного плана для завода. Он смотрел на спортивную, подтянутую фигуру этого резкого в словах и жестах тридцатипятилетнего человека, старающегося несвойственным ему оживлением перебороть, скрыть от глаз посторонних начинающийся грипп, который и не таких крепких мужиков укладывал пластом. Асаянц глядел на собеседника и думал о нем. О том, что вот уже и готова ему и его сверстникам смена, прошедшая жесткую выучку, не задержавшаяся на первых ступеньках начальных, незначительных должностей, перепрыгнувшая их и постигшая сложную науку не только управления людьми, но и не менее сложного, независимого общения с начальством. По годам руководитель шестого вполне годился ему, Асаянцу, в сыновья. Но по работе, захватившей их всех, он был для него, директора завода, младшим товарищем. Право на независимое общение с начальством ему давали знания, быстро приобретенный опыт, интуиция хорошего инженера-производственника.

Четверть века назад, когда Асаянц был таким же молодым, как начальник шестого, слово «интуиция» если и упоминалось, то непременно в сочетании с термином «идеализм». Тогда в ходу было слово попроще — чутье. Теперь много говорят и пишут об интуиции исследователя, артиста, поэта, рационализатора и хлебороба, свободно оперируют цитатами из великих в спорах с начальством. И уже не раз и не два слышал Асаянц на разных совещаниях и в кабинете академика, и в своем собственном высказывание французского математика Пуанкаре: «Логика и интуиция играют каждая свою необходимую роль. Логика, которая одна может дать достоверность, есть орудие доказательства; интуиция есть орудие открытия».

Сегодня день начался безоблачно. Сначала привычная планерка. Затем совещание с представителями ОТК по радостному и хлопотливому делу: Опытный завод пробил все-таки брешь в системе академических предприятий, выиграл длительную борьбу и получил на один из приборов Знак качества.

Когда Асаянц начал раскручивать всю сложную механику с выдвижением прибора на присвоение Госзнака, то от многих услышал недоуменный вопрос: «Вам-то зачем это? Ведь предприятие и так выпускает штучную продукцию! На всех выставках красуются ваши приборы!»

«Для престижа и морального стимула, — отвечал Асаянц с хитрой улыбкой. — Мы все же завод. И негоже нашей продукции даже в зарубежных павильонах демонстрироваться без Знака качества».

«Мудрите, товарищ Асаянц».

Правда, академик Патон с полуслова понял директора опытного завода, бросив краткое: «Действуйте!»

И вот первое свидетельство об аттестации получено. О нем уже знает каждый рабочий завода. Моральный стимул, конечно же, не укладывается ни в одну схему, ни в одну ведомость, ни в один цеховой журнал. И что-то в отношении людей к работе переменилось. Асаянц это чувствует.

...Второй час шло совещание в кабинете директора завода. Руководитель шестого цеха насмерть переругался с начальником производства и его замом. Асаянц помирил их и теперь вынужден был держать «вожжи» этого производственного спора в своих руках, чтобы все трое, сидящие за столом, давние товарищи еще по студенческой скамье, не зарывались и не переходили границу.

Спор шел о нормо-часах, новых станках, номенклатуре деталей, оформлении нарядов и ведении документации, о подборе и расстановке кадров, и начальник шестого жаловался на нехватку опытных мастеров, вынужденные простои и проклятую эпидемию гриппа.

Стрелки электрочасов в кабинете уже приближались к восемнадцати, когда Асаянц прервал совещание и набрал номер сборочной площадки.

— Как идут дела? Что? Нет! Работы на сегодня прекратить. Всем отдыхать. Никаких новых бдений. Только завтра. Приказываю.

Последнее слово он произнес с металлом в голосе.

Опустив трубку на рычаг, с интересом посмотрел на начальника шестого:

— А что теперь подсказывает интуиция? Закроем месячный план в срок?

Увеличенная фотокопия международной телеграммы на доске объявлений уже пожелтела от времени. И текст ее, прочитанный всеми сотрудниками второго корпуса по нескольку раз, стал привычен.

«Киев. Академику Патону. Поздравляем коллектив родного института Новым Годом. Несем научную вахту острове Кергелен. Надеемся скорую встречу. Ланкин, Непорожний, Байштрук, Позеев, Мохнач».