Андрейс Дрипе - Последний барьер

Бамбан пригибается и хочет прошмыгнуть мимо женщины в дверь, но хозяйка истолковывает это движение как агрессивное и, взвизгнув, трахает Бамбана цедилкой по голове. Силенка у этой тетки есть, ничего не скажешь! И когда Бамбан, моргая глазами, приходит наконец в чувство, он видит перед собой ножку стола и чисто вымытый пол, а где-то наверху, над его гудящей головой, слышится тревожный шепот:

— Господи, да никак я его убила!

— Нет, мамочка, погляди — он моргает, — раздается облегченный и радостный возглас.

Бамбан поворачивает голову и видит два склоненных над ним озабоченных лица. Рядом с женщиной стоит девочка лет десяти — двенадцати, и ее косы с синими ленточками свисают почти к самому носу Бамбана.

Когда подъезжает машина из колонии, взору прибывших открывается весьма идиллическая картина. Бамбан сидит за столом между матерью и дочкой, а перед ним тарелка с бутербродами и мясом, кружка молока и миска творогу. При виде работников колонии Бамбан стыдливо опускает голову.

Как только поступает сообщение о том, что четверо неизвестных стриженных наголо подростков в черной форме пытались украсть лодку на Гар-озере, местонахождение беглецов сразу определяется, и Озолниек незамедлительно перебрасывает посты в лесистый район к востоку от города. На следующее утро раздается звонок, и встревоженный женский голос рассказывает о похищении кроликов на хуторе «Межвэверы». Кольцо стягивается. Уже предупреждены все лесники, сельсоветы, председатели колхозов и бригады, и весть о побеге четырех колонистов молниеносно распространяется среди окрестных жителей.

В следующую ночь звонят и сообщают о попытке ограбления деревенского магазина. Воров спугнули, они успели удрать, но рано утром позвонили из Цирулей; лесник говорит, что один уже попался и необходимо за ним приехать. Парнишка хромает и совсем плох. Озолниек посылает машину к дому лесника.

Не прошло и часу, как снова звонок.

— Товарищ Озолниек?

— Да, слушаю.

— Здравствуйте! Извините за беспокойство. — В голосе женщины испуг. — Это говорят из школы, классный руководитель вашего сына. В последнее время Гунтис стал себя плохо вести, а сегодня произошел и вовсе некрасивый случай: он подрался со своим одноклассником. Вы не смогли бы подъехать?

— Простите, но ведь еще в школу не ходят, — недоумевает Озолниек.

— Да, занятия еще не начались, но мы приводим все в порядок после ремонта. Вчера, кстати говоря, ваш сын не явился. Он очень неаккуратно приходит на работу и на школьный участок.

— Вот что! — ворчит Озолниек.

Неприятное известие неожиданно выбивает его из колеи. В напряженной атмосфере колонии ему в эти дни было не до семьи, не до детей, не до школы. С той ночи, когда сбежала эта четверка, он ни разу не был дома, ночевал у себя в кабинете на диване и ни о чем другом не помышлял, кроме как изловить Зумента.

— У нас тут в колонии небольшое происшествие. Вы не могли бы позвонить моей жене?

— Звонила. Она сказала… — Учительница в нерешительности умолкает, потом, собравшись с духом, говорит: — Она сказала позвонить вам, поскольку, мол, Гунтис не только ее, но и ваш сын тоже.

— Да, наверно, так и есть, — усмехается Озолниек, но на лоб ложится крутая складка. — Только в самом деле у меня сейчас нет ни минуты времени. Разве мое присутствие столь уж необходимо?

— Разумеется! Правда, Гунтис тоже сказал, что зря стараемся — вам все равно будет некогда. — К голосу классной руководительницы примешивается не то горечь, не то плохо скрываемая ирония.

— Хорошо, я приеду, — отрывисто говорит Озолниек и кладет трубку.

Распорядившись, что делать с Бамбаном, которого тем временем привезли, посадив в свой кабинет заместителя и наказав ему в случае чего звонить в школу, Озолниек садится в газик и нажимает на стартер.

Машина летит как сумасшедшая. Начальник любит скорость, и сидеть рядом с ним могут лишь обладатели крепких нервов. Резкие повороты, стремительные рывки и визг тормозов — это едет Озолниек. Машину начальника колонии — летом она всегда без тента — знают все шофера района и при встрече заблаговременно притормаживают и прижимаются к обочине.

Комья грязи громко барабанят по крыльям, встречный ветер треплет выбившуюся из-под фуражки прядь и приятно холодит лоб. Озолниек пытается вспомнить, когда он в последний раз был в школе.

Гунтис тогда ходил в четвертый, значит, год тому назад. Уборка школы, опытный участок — он слышит об этом впервые. До сих пор никаких особых жалоб вроде бы не поступало. Впрочем… Озолниек вспоминает — весной произошла какая-то неприятность. Тогда в школу, по обыкновению, ходила жена.

Озолниек убавляет скорость. Начинается город.

Школу слышно издалека. «Дисциплина слабовата», — думает Озолниек, въезжая на школьный двор. И нечему удивляться. Насколько ему известно, в восьмилетних школах работают одни женщины. Ах, нет, — вон есть и мужчина, похоже, физкультурник. Впрочем, в средней школе мужчин тоже раз, два и обчелся.

Трое ребят тащат через двор какой-то стеллаж, двое других просто носятся кругом без толку, еще двое держатся за метлу, стараясь ее вырвать друг у друга, а в открытую дверь вываливается пестрая ватага с ведрами и охапками бумаги, обрывки которой рассыпаются во все стороны.

Те редкие случаи, когда Озолниеку доводилось бывать в обычной школе, он вспоминает без особого восторга. Шум, гам, беготня по лестницам, ребята скачут и толкаются, бестолково доказывают что-то друг другу, а над всей этой кутерьмой сиренами «скорой помощи» несется истошный девчоночий визг.

«Слава богу, что в колонии одни мальчишки», — думает Озолниек, проталкиваясь через гурьбу ребят. На полу в коридорах возле свежепокрашенных стен еще лежат кучи опилок и бумага, на окнах потеки масляной краски. Их отскабливают девчонки, стоящие на стульях с ведрами и тряпками в руках.

Добравшись до учительской, Озолниек здоровается и ищет глазами, кто бы мог быть классным руководителем его Гунтиса? Выясняется, что ее сейчас тут лет, и одна из учительниц уходит на поиски коллеги. Две другие с нескрываемым интересом смотрят на Озолниека. В их взорах мелькает выражение едва ли не ужаса — ведь он явился «оттуда». Тут тоже ходят всевозможные россказни про колонию.

— Меня всегда удивляет, как вы там можете работать, — говорит одна из учительниц. — Очевидно, для этого нужны железные нервы и выдержка, — голос переходит на шепот.

— Все не так страшно, — с улыбкой говорит Озолниек и прислушивается к шуму и гомону за дверью.

— Говорят, у вас там есть даже убийцы.

— Попадаются, — вынужденно соглашается Озолниек.

— Нет, это кошмар! — Женщины переглядываются между собой. — Мы там не стали бы работать ни за какие деньги.