Нинель Громыко - Комсомольский комитет

Но подсказывать Игорь не стал.

— Давай сделаем так: ты подумай сам, а потом позвони в горком, и уж тогда посоветуемся. Ведь ты организацию знаешь лучше, что и как делать — понимаешь. Вот и не будь иждивенцем.

— Не быть иждивенцем? Хм… Постараюсь, — сказал он.

— Мне кажется, у тебя много эгоизма, равнодушия, — медленно заговорил Игорь, — вот он и мешает тебе. Раньше я не замечал этого в тебе.

— Эгоизма? — голос Павла дрогнул. — Ну ты осторожней со словами, Игорь.

— А я и так осторожен. Чего ты кипятишься? Вспомни, сколько раз ты обманывал людей обещаниями. — Игорь стал приводить примеры такие, как с воскресником. — Если бы ты не был эгоистом, пусть строители не твои, разве ты смог бы ни разу не зайти в это самое двадцатое общежитие, хотя уже два года живешь в Озерной. Два, да?

— Предположим!

— У нас с тобой квартиры, семьи. А у этих людей угла порядочного нет.

— Нет, эгоизм — это не то, — тихо, но с какой-то внутренней, горькой силой сказал Павел. — Ты понимаешь, отчего у меня так случается? Вот и с воскресником и часто так. Я человек настроения. Думаешь, я не страдаю от этого? Да нет, нет, ты погоди, я даже в личной, как мы ее называем, в личной жизни такой.

В глубине души Павел считал себя несчастным человеком. Сочувствовал сам себе и от этого все снисходительнее относился к собственным поступкам.

— Хочешь, я тебе расскажу… про личное?

— Ну, расскажи.

— Знаешь, когда я был студентом, я ведь… не Галину любил. Я с другой девушкой дружил. А потом так получилось, что обидел я ее. Мы были близки с ней. Она аборт сделала… А я разболтал об этом товарищам. Грубо, по пьянке разболтал. Ты знаешь, она сказала, что никогда не простит мне. Мы попрощались. Плакали оба. Да… А потом… Потом она простила. А я к тому времени уже техникум окончил. Уезжал… И по дороге познакомился с Галиной. Старшая девочка ведь не моя — Галины. Первый ее муж умер, когда девочка была еще совсем маленькая. А я всем в Озерной говорю, что это моя дочь. Ведь девочка должна считать меня отцом, верно?

Игорь кивнул головой. Он с обостренным вниманием слушал Павла. И сначала ничего, кроме чувства, похожего на омерзение, не рождалось у него в отношении к Павлу. Но когда Игорь узнал, что Павел удочерил дочь своей жены, Игорь стал относиться к Павлу лучше. Он думал: какими все-таки разными бывают иногда поступки одного человека…

— А комсомольская работа? — вдруг, словно очнувшись, заговорил Павел. — На людях я чувствую себя лучше, чем с машинами; вольнее дышится, знаешь. Конечно, мы должны лучше работать с людьми. И я буду работать лучше…

— Обещаешь? — перебил Павла Игорь.

— Обещаю, — просто, словно о чем-то обыденном, сказал Павел. — А насчет семьи — ты не говори никому об этом, ладно? Я и сейчас Галину не люблю. Люблю ту, первую… — Павел снова нервно закурил. — Думаешь, мне легко? К Галине я привык. Она хорошая: заботится обо мне, пылинки, что называется, с меня сдувает. А вот что она нигде не учится, не гонит меня, чтоб я сам за хлебом сбегал, что для нее трагедия, если обед плох, тошно мне от этого! И мать ее не любит.

— Отчего?

— Не павловская… чемоданов с собой не привезла: ты же знаешь мамашу!

— И ты? — быстро, вскинувшись, спросил Игорь.

— Ну, я! — даже с достоинством, но невесело возразил Павел. — Оттого я в Павловске и жить не стал. В Озерную мать не любит ездить. Может быть, от этого у меня все время и настроение плохое. Это правда, что я не пытался работать над собой. Хотя я обязан это делать, ведь я воспитываю людей… А тут еще дома вышли неприятности. Денег мало: Галина сейчас не работает, пока ребенок маленький.

Соболев еще несколько дней провел на заводе. Он вместе с Куренковым собирал цеховых секретарей, помогал молодежи создавать комсомольские контрольные посты.

Перед отъездом Соболев договорился с Русаковым, и тот выделил комсоргу завода из директорского фонда материальную помощь — тысячу рублей.

Четыре пожилые учительницы остановились возле колонки с водой. Две из них работали, две недавно вышли на пенсию. И разговор, как всегда, когда встречаются пожилые женщины, зашел о детях. Детей они растили в войну, это было очень тяжело.

Среди них была и Наталья Петровна Соболева. Она пришла за водой с двумя бидончиками, потому что врачи запрещали ей поднимать тяжести. И глаза ее, после того как на фронте погиб муж, улыбались редко. Но она с интересом слушала, о чем говорили ее бывшие коллеги. У Оксаны Волоконцевой сын был уже инженер и работал на одном из производств города. У Надежды Липочкиной сын уехал учиться в театральную студию, в Москву, и, кажется, собирался жениться.

А у нее, Натальи Петровны, низенькой, одетой в тщательно вычищенное пальто женщины, с лицом в морщинках, но все-таки моложавым, сына недавно выбрали секретарем горкома комсомола. Наталья Петровна знала, какая это большая, удивительно ответственная работа, но по скромности не сказала об этом.

Стоял золотой и мягкий сентябрь.

Поздняя осень опустилась над городом, ясная, прозрачная и бездумная. Лишь иногда по асфальтовым тротуарам, по зеленым, красным, серым крышам, в палисадниках и садах вихрями проносился ветер, высоко поднимая облетающие тополевые листья. На клумбах в скверах поникли от первых заморозков цветы. В парках игольчатая листва лиственниц стала желтой и нежной, как цыплячий пух. Рабочие и служащие, возвращаясь домой, любили посидеть в сквере, поговорить.

А лучше всего было в лесу. Он словно посветлел, наполненный особенным осенним, колеблющимся светом, только сосновый бор, влево от прибрежных ветел, стоял темно-зеленой курчавой стеной, и стволы виднелись в нем светло-коричневыми прожилками.

Павловск — деревянный городок. Но в нем почти сто тысяч жителей, потому что стоит он на большой железнодорожной магистрали, недалеко от Уральского хребта. На многих улицах тротуары еще песчаные, на них кое-где даже пробивается трава, и дома одноэтажные, но все дома на красивых, высоких, беленых кирпичных фундаментах, а улицы щедро поросли тополями. В городе десятки предприятий, много учреждений и разных учебных заведений. Среди комсомольцев — токари и фрезеровщики, мельники и кирпичники, кабельщики, хлебопеки, актеры, студенты, учителя и врачи, служащие. Девяносто семь комсомольских организаций!

Соболев был полон впечатлениями от первых дней работы в горкоме. Особенно после поездки в Озерную. Новые мысли, множество вопросов — все это нахлынуло, захватило, но не испугало. Игорь не думал сейчас о том, хватит ли ему сил, уменья стать настоящим вожаком молодежи. Было лишь желание поглубже влезть во все дела, взбудоражить, поднять всех. Поэтому Игорь и заявил Лучниковой, что еще несколько дней будет ездить по организациям. И действительно, дней десять никто Соболева в горкоме не видел. Всеми текущими делами занималась Лучникова.