Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

— Что именно? — нетерпеливо спросила Ольга. — В чем же секрет?..

— Уэндомари! — сказала Вересова. — Всегда ветер. —И тут же стала объяснять: — Наша долина сплошь состоит из микроклиматов. Ближе к сопкам, где дольше лежит снег, — один микроклимат; на южной стороне, где бежит речка и место открыто солнцу, — другой; на середине, где почти всегда дуют встречные ветры, — третий...

— Да-а-а, — протянула задумчиво Ольга, — представляю себе, как здесь неуютно винограду.

Татьяна Григорьевна рассмеялась:

— Как раз винограду-то ничего не сделалось. Он просто запущен у нас. Ведь ни я, ни Рыбаков не специалисты по винограду. Мы его просто для пробы посадили.

— Что же дальше было, Татьяна Григорьевна?

— Пойдем, я по пути расскажу, — пообещала Вересова, вставая.

Все выше поднималось солнце, но оно как будто не прибавило тепла. Все время долину продувало небольшим сквозным ветром. У подножия сопок шумел тонкий бамбучник. Качались, стряхивая росу, широкие листья лопухов. В ягодник пришли две работницы, начали раскутывать кусты. Вересова помахала им рукой, те приветливо улыбнулись.

— Мои верные помощницы, — сказала Татьяна Григорьевна Ольге. — Они здесь с первого дня со мной. Кстати, одна из них — Клава — работала на винограднике. Возьмешь ее к себе.

— Ой, как хорошо! — оживилась Ольга. — Надо бы с ней познакомиться.

— Еще познакомишься. Ну вот, а потом уже, после всех неудач посадили с учетом местного климата — и на южном склоне горного плато, и на более затененном участке, и на месте прежнего сада. Причем на каждом участке частично были одни и те же сорта. И начались новые наши тревоги.

...Всю зиму, изо дня в день, в полушубке, в валенках, в пуховом платке Вересова часами бродила от деревца к деревцу, смотрела, как приживаются корни. Однажды поздно вечером, когда она сидела у окна и смотрела на долину, неожиданно разыгралась пурга. Татьяна Григорьевна подумала, что встречные морские ветры выдуют из долины весь снег, сады обнажатся и, оставшись без защиты, сразу же перемерзнут. Она выскочила из дома, чтобы сообщить об этом Рыбакову, жившему напротив. Не успела она выйти за калитку, как саму Татьяну Григорьевну закружило снежным вихрем, потом с такой силой толкнуло в грудь, что Вересова упала, ударившись затылком о твердую, как камень, землю. Хорошо, что в эту минуту, встревоженный, как и Вересова, пургой, из дому выбежал Рыбаков. Он помог Вересовой подняться; и вместе они, держась за руки, пошли наперекор жуткому вихрю к месту посадок. Здесь намело целые горы снега.

— Вот и отлично, — сказал Рыбаков. — Спят наши деревья, как в пуховой постели. Думаю, что ничего с ними не случится.

К радости садоводов, чуть стало светать, установилась тихая, солнечная погода.

Оставалось ждать весны...

Думали, если деревья перезимуют — все трудности кончатся: сады пойдут в рост, и тревоги останутся позади.

Как раз с приходом долгожданной весны все деревья и погибли.

— Так в чем же все-таки дело? Какое же время наиболее гибельное для посадок? Зима или весна?

Два года бились над этим сахалинские садоводы, пока, наконец, установили с точностью: светлый месяц май! Причем гибли яблоньки не от морозов, а от солнечных ожогов.

На Сахалине оттепели чередуются с морозами. Припечет в майские дни солнце, — темные стволы прогреваются, дерево трогается в рост, начинают набухать почки. А ночью ударит мороз. Прогретые почки пробирает стужей. А на стволах остаются ожоги. От этих ожогов, оказывается, и умирали деревья.

— Надо белить стволы, — предложила Вересова. — Белить от основания до верхушки кроны. Белые стволы не так сильно поглощают солнце.

Но чем белить? Нужен был какой-то стойкий состав, чтобы он сохранялся всю зиму, и особенно всю весну вплоть до июня. Написали в Южный, в филиал Академии наук. И вскоре оттуда пришел совет: состав приготовить на... соевом молоке.

С осени произвели такую побелку и действительно спасли почти все насаждения. Однако Татьяну Григорьевну это ничуть не утешило. В иную весну не спасешь деревья и белением. Главное — вывести такие сорта яблонь и груш, чтобы Долина ветров около океана стала им родным домом. Понятно, что на это уйдут годы; но время не пугало садоводов. Прошло семь-восемь лет, и Уэндомари превратилась в долину садов, плодоносящих все лето. В конце июля снимают ранние сорта яблок с нежно-розовыми щечками, в августе — с золотистыми, а в сентябре (тут сентябрь особенно теплый и солнечный) деревья гнутся под тяжестью крупных темно-красных яблок, какие росли когда-то под окнами Мацумуры-сан.

— Особенно урожайной была у нас прошлая осень, — продолжала Вересова. — Однако и она не обошлась без тревог.

— Что же было, Татьяна Григорьевна? — испуганно посмотрела на нее Ольга.

— Сильнейший пал!

— Пал? — не поняла Ольга.

— Лесной пожар. Сентябрь выдался очень жаркий. Просто удивительно, откуда вблизи океана взялась такая духота. Что ни день, в лесу вспыхивали пожары. Их быстро гасили. А однажды, когда уже начало заходить солнце, загорелся бамбук. Ветер подхватывал горящие стебли и кидал их прямо на сады. Все, кто были в долине, кинулись гасить огонь. Быстро копали канавы и забрасывали пламя землей. Местами удалось преградить путь огню. В это время на ближней сопке с новой силой загорелся бамбучник. За каких-нибудь четверть часа пал приблизился к фруктовому саду. Тогда кто-то посоветовал пустить встречный пал. Задыхаясь от дыма, обжигая лица и руки, несколько смельчаков подобрались к пылающей сопке и подожгли у подножия еще не успевший загореться бамбук. Огонь пошел навстречу огню, и спустя каких-нибудь десять минут сопка сделалась совершенно голой. Сад был спасен. А ночью выпала обильная роса, промыла как следует яблони, а назавтра начался у нас сбор урожая. — И, слегка улыбнувшись, заключила: — Так что, дорогая моя, легкой жизни сулить тебе не могу. Все, что ты видишь в нашей Долине ветров, рождалось трудно, мучительно, годами. Зато... — она сорвала большое красное яблоко и протянула Ольге: — Пепин-шафран!

Ольга взяла яблоко, повертела в руках, надкусила.

— Ну как? — спросила Вересова.

— Прелесть, Татьяна Григорьевна.

— А вот и твое хозяйство, — сказала Вересова, когда они подошли к виноградникам.

С минуту Ольга стояла в нерешительности. Потом подбежала к покатому склону сопки, села на еще не высохшую от росы траву и принялась перебирать виноградные лозы. Вересова внимательно следила за ней.

— Как они, по-твоему? — после краткого молчания спросила она.

— Зря вы, Татьяна Григорьевна, забросили виноградники, — чуть ли не с упреком сказала Ольга. — Думаю, если хорошенько взяться за них, выйдет толк.

— Вот и возьмись!