Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

Им Тха Дё долго стоял на краю рисового поля. Квадратные чеки были залиты зеленоватой водой. Когда он наклонился и протянул руку, чтобы сорвать несколько рисовых стебельков, увидал в воде свое отражение и отпрянул. Провел ладонью по темному, заросшему лицу, вытер рукавом глаза и тяжело вздохнул. Как он постарел за время скитаний по приморским городкам!

Немного поодаль, в тени черной березы, играли дети и сидела жена Има Най — маленькая черноглазая женщина в стареньком халате из голубого сатина. Она с грустью смотрела на мужа, что-то негромко, боязливо говорила ему, но Им Тха Дё, занятый своими мыслями, или не слышал, что она говорит, или не обращал внимания. Когда Им вырвал со дна чеки рисовые стебельки и стал их внимательно рассматривать, Най повысила голос:

— Я вижу, всходы отличные!

Она понимала, что творится на душе у Има, и больше не осуждала его. Она надеялась, что муж не раздумает вернуться в колхоз. Больше всего Най тревожила мысль, как встретят их корейцы, особенно Иван Данилович Пак — парторг колхоза. Когда, сгибаясь под тяжестью поклажи, Им уходил тропинкой на вокзал, и она, Най, с тремя малыми детьми плелась позади, Пак, догнав их на полдороге, говорил:

— Это нечестно, Им Тха Дё, покидать в беде своих товарищей. Как-нибудь переборем трудный год, — государство нам поможет, возродится наша долина. Ведь ты, Им, опытный рисовод, знаешь, как год на год не приходится. А мы начали строить колхоз на голом месте. Подумай, Им, — покроешь себя позором, если уйдешь; после нелегко будет искупить его...

При этих словах Най испуганно вскрикнула, кинулась к Иму, хотела загородить ему дорогу, но он остановил ее таким решительным, таким злым взглядом, что она тут же сникла.

Товарищ Пак прошел еще шагов тридцать, ожидая, что Им что-нибудь ответит на его слова, но тот, понурив голову, мрачный, уходил все дальше от поселка.

Хотя с того душного июльского вечера прошло ровно два года, Най ничего не забыла. Она повторяла про себя каждое слово, сказанное тогда Паком, и сердце ее разрывалось от стыда и боли. Най понимала, как нелегко и Иму Тха Дё возвращаться на готовое, пользоваться чужим трудом. Поэтому Им, когда они сошли с поезда, не пошел кратчайшим путем в поселок, а повел истомившихся от зноя детишек в обход рисовыми полями. Во-первых, думала Най, ему не терпелось взглянуть на всходы, во-вторых, хотел, чтобы подольше длилась дорога...

По достоинству оценил Им Тха Дё урожай нынешнего лета. Конечно, он не знал, какой дорогой ценой достался он корейцам. Ему, Иму, когда он приехал в Иман, сразу удалось устроиться водовозом. Правда, не давали жилья, зато он в срок получал зарплату, которой хватало, чтобы снять угол и прокормить семью.

Рисоводы же решили не бросать своей долины и пережить трудности на своей земле.

Когда председателя колхоза Николая Андреевича Кима срочно вызвали в город, корейцы верили, что он оттуда с пустыми руками не вернется. И они не ошиблись. Киму удалось получить немалую ссуду. Семей, пострадавших от засухи, наделили хлебом, крупой, жирами. А в конце августа, на счастье, пришли обильные дожди, поправились погибавшие было огороды, так что удалось впрок заготовить овощей и картофеля.

За это время Им Тха Дё превратился в бродягу. Поработав немного в Имане, он переехал в Спасск, оттуда — в Раздольное, из Раздольного — на станцию Угольную, где нанялся грузчиком, а к лету снова приехал в Иман. Най совершенно истомилась от частых переездов, однако молчаливо сносила все прихоти мужа. Он стал раздражительным, злым; и когда она однажды осмелилась сказать, что ей не по силам кочевать с места на место с тремя малыми детьми, Им Тха Дё, чего никогда прежде не было, накинулся на жену с кулаками. Потом он попросил у нее прощения, и Най простила ему, чувствуя, что и ему нелегко.

Получив, наконец, в Имане постоянную работу и крохотную комнату в общежитии, Им Тха Дё успокоился. Перестала докучать и Най, довольная, что кончилась их бродячая жизнь и в семье наступили мир и покой.

Однако вскоре Най заметила, что муж опять чем-то встревожен. Вот уже несколько дней ходит мрачный, курит папиросу за папиросой, словно мучительно решает что-то в уме.

— Что с тобой, Им?

Он молчал.

— Может быть, тебя уволили со службы?

— Моей работой довольны.

— Или тебе уже надоело на одном месте и ты опять решил переехать?

— Ты угадала, Най.

Она обернулась к мужу, посмотрела на него испуганными глазами.

— Если я еще раз услышу это от тебя, — заберу детей и уеду к своим. Я и так слишком много натерпелась.

Впервые за два года по лицу Има Тха Дё скользнула тень улыбки.

Най подошла, усадила его на топчан, взяла в свои маленькие ладони его большие узловатые руки.

— Что ты задумал, Им?

И муж признался, что случайно встретил на станции бригадира рисоводов — Цой Хо Рима, приезжавшего в Иман за шифером.

— Моего дядю Цоя? — вскрикнула Най. — И ты не позвал его в гости?

— Я звал его, но он спешил к поезду.

— Что же рассказал тебе дядюшка Цой? — нетерпеливо спросила Най, заглядывая в глаза Иму, которому было и радостно, и в то же время грустно передавать Най все, что говорил Цой Хо Рим. Поэтому он медлил.

— Ну говори же, Им Тха Дё!

— Цой Хо Рим говорил, — начал он сбивчиво, — что в самом живописном месте долины рисоводы строят поселок. Десять семей уже въехали в новые дома. На очереди еще пятнадцать семей. И еще говорил Цой, что колхозникам разрешили заготовлять на заповедных участках ясень. Так что люди, пострадавшие от засухи, поправили свои дела и прожили зиму безбедно.

— Лучше было бы тебе работать на заготовке ясеня, чем таскать воду из проруби и развозить по Иману, — строго сказала Най. — Ну, что еще говорил Цой Хо Рим?

— Он говорил, что в крае отпустили порядочно денег на строительство плотины и водохранилища. Так что в будущем никакая засуха не будет угрожать рисоводам.

Передавая Най свой разговор с Цой Хо Римом, Им Тха Дё умолчал о главном. Он, например, не рассказал жене, что каждое слово, произнесенное бригадиром, отдавалось в душе невыразимой болью. Когда прощались, Цой Хо Рим, как бы невзначай, заметил: «Кстати, Им Тха Дё, на недавнем собрании колхозников, когда обсуждали строительство плотины, товарищ Пак и тебя вспоминал. Он очень сожалел, что такой искусный мастер строить плотины, как ты, ушел из колхоза».

Эти слова Цоя точно обожгли Има, и с этой минуты он потерял душевный покой.

— Разве это все, что говорил дядюшка Цой Хо Рим? — спросила Най, когда муж неожиданно прервал рассказ и стал закуривать.

— Почти все, — уклончиво ответил Им и прибавил: — Ну, он еще говорил, что товарищ Пак разослал письма знакомым корейцам в Казахстан, что ли. Приглашал их в нашу долину работать по рисоводству. И многие уже откликнулись на эти письма. Обещали к весне приехать.