Альберт Усольцев - Светлые поляны

А он как закатится да как захохочет! «С таким, — говорит, — богатством, какое мне досталось, не грех по деревне еще одну улочку дать». И, не поверишь, Катя, берет меня на руки и несет скрозь всю деревню! У селян чуть наличники не погнулись от любопытства и зависти — жену свою на руках несет!

Дак к чему я все веду… Не в богатстве счастье-то, а в ладости да согласье. Щас это любовью называют. Ну ладно, сколь ты, говоришь, на свадьбу человек думаешь звать?

— Большой родни человек двадцать, дальней — три десятка, да черемховцы, кто пожелает, пусть приходят. Пиши — человек сто.

— Погоди, приходят-то пускай приходят, а че, всех за стол думаешь садить?

— Посажу. Заробили мы с Кондратом на столованье.

— Ишь какая шустрая! Если заробили, дак для дальнейшей жизни бы поберегла, кто его знает, как время-то обернется. Детки у тебя на руках, о них надобно думать в первый черед.

— Два раза не умирать, одного не миновать, Марфа Демьяновна.

— Ладно, давай по новой: сколь ты на свадьбу выделяешь денежек…

Подробно обсуждалось все: где, у кого и сколько брать ложек, чашек, вилок, стаканов. В какое невесте нарядиться платье. Фата есть. В доме столы расставлять или в саду? Кого кликнуть на подмогу по хозяйству?

Вопрос о тысяцком был решен раньше: у Макара Блина обида, как вода в сите, долго не держалась. А толковый тысяцкий — это половина успеха свадьбы. Потом долго еще по завалинкам да конюховкам будут судить-рядить, как она удалась. Подробно все разберут, по косточкам — сколько человек за столом сидело, сколько под столом лежало. Было весело или от зевоты рты сводило. Что «на сор» бросали. Такой был обычай — не отдавать приглядно принесенный молодоженам подарок, а бросать «на сор». Может быть, его далекие предки разумно придумали, чтобы пощадить самолюбие гостей, принесших не очень богатые подарки. Важно, что брошено, а там пойди угляди, какая диковина в свертке. Правда, ушлые старушки и тут умудрялись каким-то образом определять стоимость подарка с точностью до рубля.

От одного отказалась Катерина — от предсвадебных вечеринок. Это надолго бы растянуло свадьбу, а председатель отвел срок точный — наутро всем черемховцам, в том числе и «молодым», быть на работе.

А так пошло словно по писаному…

Ранним утром две тройки, запряженные в выездные ходки, унеслись к дому матери Катерины, куда та накануне перебралась, чтобы по полному порядку было куда жениху приезжать за невестой.

«Ой, Катюша, насмешим людей, — тихо вздыхала набожная мамаша. — Это слыханное ли дело после стольких лет совместной жизни за собственного мужика заново замуж выходить…» — «Не заново, мама, а впервой». — «Все одно, под венец ходят по белому снегу». — «Ты, маманя, пойми, что это не только наша с Кондратом свадьбушка». — «А то чья ишо?» — «А всех, кто не успел вылюбить да обручиться. Думаешь, мало таких на земле да и в земле?» — «Ой, мудрено баешь, Катя, не понять мне тебя старым умом». — «Вон и жених у ограды!»

Перед воротами стоял Кондрат. В его высоко поднятых руках была огромная корчага. Такой был обычай — перед домом невесты разбивать корчагу. Этот момент вызывал у замерших вокруг ребятишек восторг — больно красиво разлетались черепки. А жених еще и ногой наступал на черепье — смотрите, вот, мол, я какой! Правда, иногда после корчажного битья молодые и расходились, но при том уже корчаги не били, а делили.

Хрястнула пузатая корчага, брызнуло по сторонам глиняное черепье. Началось.

Посередь настежь распахнутых ворот стоял стол. А на столе — старинный серебряный поднос. А на подносе — серебряная рюмка, наполненная вином. Рядом денежки, немного, рублей под десять. Начиналось испытание для тысяцкого. Рюмку он должен был выпить, а на поднос свои денежки положить. Выкуп, стало быть, за невесту. И подружки собрались вокруг стола, нарядные да красивые. И в глазах их хитроватая улыбка. Посматривают на Макара Блина: а вот мы тебя сейчас, дружок, проверим на характер. Должен «перебить» нашу денежку, то есть побольше положить, хоть на рубль, но побольше. А коль не «перебил», так скупердяй, и жених твой такой же, и нечего вам делать в этом доме, заворачивайте оглобельки, да и до свиданьица. Лучше в девках просидеть подольше, чем за скупого да жадного замуж идти. Старый этот обычай прошел через многие годы. Его не сумела исключить из обряда даже война. И совсем не в деньгах тут было дело — все равно потом их отдадут подружки молодым на обзаведение хозяйством, а в природной крестьянской мудрости да сметке. Можно ведь и другим способом угодить привередливым подружкам — положить вместо денежных бумажек перстенек, недорогой сельмаговский перстенек, да добавить к нему хорошее напутствие — наговор, придется по душе подружкам — и слово доброе откроет ворота, а с ними путь к невесте. Вот тут и проверяется тысяцкий. Можно весь стол деньгами завалить, а подружки все будут в кулаки прыскать да твердить: «Наш товар дорожей». Иной раз тысяцкие и костюмы новые снимали — не уезжать же от ворот несолоно хлебавши. Засмеют потом: «Приехал с тысяцким, а у того каша во рту застыла!»

Вошел в торг Макар Блин неторопливо, выпив рюмку и «перебив» ненамного десятку. Нечего сразу разбегаться — вон у подружек аж глаза засверкали от азарта. Хоть и тонки карманы у их платьев, а попробуй угляди, сколько там рубликов затаилось.

Подружки добавили.

Макар Блин снова «перебил».

Подружки еще добавили.

И это тысяцкий «перебил».

По народу, стоявшему вокруг, гул пошел — попробуй-ка возьми председателя за «рупь двадцать»!

Ловко повели дело и подружки, знай добавляют и добавляют. Тысяцкий пока «бьет» цену, но и на жениха, Кондрата, с опаской поглядывает: не пришлось бы рулить от родной жены восвояси под хохот и улюлюканье здоровых на веселье черемховцев.

Пожарник Переверть-Клейтонов, стоявший рядом с председателем, наконец не выдержал и шуткой спросил:

— У вас че, девки, под подолами-то, печатная машинка стоит?

— Печатна не печатна, а центровского Госбанка поболе будет, — так же со смешком ответила Настена Петрова.

Настена хоть и была намного старше Катерины, но пригласила ее невеста в главную подружку. Война да нужда сдруживала не по годам, а по бедам.

Понял Макар Блин — не взять подружек, а вместе с ними невесту денежными бумажками.

Положил на поднос кольцо. Не золотое и даже не серебряное, а обыкновенное латунное колечко, которое с давней поры носил на руке. Цена его невелика и в базарный день. Но положил Макар Блин с прибауткой-наговором:

— Катись, колечко, прям в то сердечко, в котором будет и мне местечко.

Тысяцкому полагалось шутить. Он даже обязан был это делать, чтобы свадьба была свадьбой, а не похоронами. То ли хмель после выпитой рюмки ударил в голову, то ли других слов не мог подобрать, а вот сказал так, и сразу притих народ. Больно упорные в последнее время ходили по Черемховке слухи, что их голова наконец-то собирается жениться. И употребляли не слово «сойтись», годное для людей пожилого возраста, а его, председательское мудреное выражение «составить ячейку общества», что намного увеличивало достоверность пересудов. Намеки на избранницу сердца Макара Блина все больше и больше склонялись в сторону Настены Петровой. А сейчас вот все своими ушами услышали, какие слова достались Настене. Случайно, может быть, они обронены, но ведь принародно сказанное, что топором отрубленное.