Альберт Усольцев - Светлые поляны

— Михаил Петрович, не дальность меня пугает. Просто чувствую я, что начальная учительница… Только для «началки»… Конечно, если подучиться, можно и в семилетку райцентровскую пойти.

— Так в чем же дело?

— А дело в том, что перед собой не хочется фальшивить. Я люблю ставить человека на ноги… Я учительница начальной школы! И только! Ну вот такая я, Михаил Петрович…

— Странные, странные рассуждения… Хотя и небезынтересные… И как на грех, все «началки» укомплектованы.

— На нет и суда нет.

— Чем же планируете заняться?

— Работать…

— Ясное дело, в деревне одно занятие — работа. Но где?

— Как «где»? В колхозе…

— В колхозе?

— Да, в колхозе, а что?

— Но ведь колхозная работа… как бы выразиться поточнее… физическая, что ли…

— Правильно.

— Но вы же… учительница…

— Михаил Петрович, учительнице начальных классов не привыкать к этой физике…

— Действительно, так оно и обстоит пока, к сожалению… Ну что же, Ефросинья Петровна, если вы считаете, что без закона Бойля-Мариотта можете прожить, то пожалуйста! — улыбнулся Переплетов. — Желаю успеха. Но не забывайте, забегайте.

— До свиданья, Михаил Петрович!

— Всего вам доброго.

Пожав на прощание учительнице руку, Переплетов задумчиво проговорил:

— И все-таки не понимаю!

Макар Блин решением Ефросиньи Петровны был озадачен не менее, чем заведующий районо.

— Разумеется, заявление ваше, Ефросинья Петровна, о вступлении в колхоз мы рассмотрим в ближайшее время… Да, думаю, и механики этой не требуется — деревня вас знает… Член правления столько лет… Дела ваши не в сторонке проходили от школьных, а рядышком, так что чего там сумлеваться — считайте себя колхозницей… Только вот…

Председатель смущенно заерзал на стуле. Безо всякой надобности начал перекладывать на столе какие-то бумажки. Печать колхозную из кожаного мешочка зачем-то достал, осмотрел внимательно, словно сомневался в подлинности, и снова заботливо упрятал.

— Договаривайте, Макар Дмитрич…

— Какую должность мы вам сможем придумать?! А?

— А зачем придумывать? Пойду в полеводческую бригаду, вот и вся придумка.

— Образование все-таки у вас и… авторитет…

— Образование — не пропуск в рай, а авторитет не медаль.

— Так-то оно так, да ведь грамотные люди нам нужны и в руководящем звене… Учетчик есть. Завскладом провинностей не совершил, не сымать же его за здорово живешь. Завфермой хоть частенько и попивает, но дело знает, по молоку и мясу мы в районной сводке в первом гнездышке… Может, в бухгалтерию?

— Макар Дмитрич, я же сказала, не надо придумывать мне должность. Я иду в полеводческую бригаду.

— Знаю-знаю, вилы держать умеете, к литовке руки привычны, с лошадью справитесь не хуже мужика, но ведь, опять же я свое толкую, грамотные люди на дороге не валяются. Сдернете охотку на тяжести, а потом сами пообидитесь — вот, мол, председатель не сумел образованного человека пристроить.

— Не надо меня… пристраивать, Макар Дмитрич!

— Ну ладно, на бригадира согласны? Что-то в первой бригаде наш бригадир боле в бутылку стал смотреть, чем под ноги…

— Нет, не согласна.

— Почему так?

— Не справлюсь.

— Это как же не справитесь? Выдвигаю… выдвигаем, значит, должны справиться. Меня как в председатели зачисляли? Вызвали к большому районному начальнику. Потолковал он сначала о том о сем, о погоде, о семье, а потом и ошарашил: «На председателя пойдете?» — «Не справлюсь…» — «Выдвигаем, значит, обязаны справиться!» И точка, труба, заглушка! Потому как — номенклатура!

— А я не справлюсь!

— Командовать-то?

— Землей не командуют, Макар Дмитрич…

— И то верно, — согласился председатель. — Так что же все-таки придумать?

— Опять за рыбу деньги?!

— Главным счетоводом, а? Ефросинья Петровна?!

— Нет.

— Почему?

— Не лежит душа к счетам.

— В приказном порядке, а?!

— Я же не… номенклатура, — в тон председателя ответила учительница.

— Ну воля ваша, — сдался голова. — Вот к разговору и деличко приспело… — Макар Дмитриевич внимательно посмотрел на учительницу: — А ну-ка проверю я тебя, любезная, коль так круто забираешь.

Макар Блин встал, прошелся по своему кабинету, зачем-то переставил местами два снопа: ржи и пшеницы. Долго смотрел в окно, будто видел единственную улицу Черемховки впервые и хотел запомнить ее навсегда. Вдоль деревенской улицы были нарыты ямы для «электрических» столбов. Вели в деревню электричество. Ямы выкопали давно, почти месяц назад. Кой-где они осыпались, заплыли глиной, но черные отметины, будто кресты, ярко шли по всей улице.

— А дело такого порядка, — вновь многозначительно произнес Макар Блин, установив ржаной и пшеничной снопы на прежние места. — Есть возможность, да с ней и необходимость, отвезти на продажу раннюю капусту в большой город. Район не принимает, я уже обзвонил всех заинтересованных в капусте товарищей — не готовы они к нашей капустке, не ждали так рано. Выходит прямой путь в городской рабочий квартал. Шофером согласился быть Астахов, у него в этом городе есть свои дела, надежды, грузчицей — Катерина Максимовна Шамина, ну а полная и окончательная ответственность за торговлю, стало быть, ложится на вас…

— Не торговала я ни разу.

— Сам знаю. Григорий Васильев, покойная головушка, тоже торговлей не занимался, а вышло задание от колхоза — вон как дело в районе поставил. В областной газете фотка была! А вы супротив Григория на сколько больше грамоты имеете?! Да и расторопности не занимать…

— Хорошо, согласна.

— Иначе я и не думал.

— Машина нагружена?

— Грузят.

— А… какую цену устанавливать?

— Это сориентируетесь по обстановке: базар все-таки. Какой будет завоз. Не будет завоза, цену большую не гните — не обиралы мы, своему брату — рабочему привезли, не кому-нибудь… Но и не продешевите, надобно и дорожку оправдать, и кассу колхозную пополнить. Серединка наполовинку, таков мой совет о цене.

— А если и в самом деле завоза не будет? Мы одни приедем.

— Такое невероятно, но вполне возможно. Тем более держите марку. Я Катерине наказал, чтобы лозунг над машиной сообразила. Ну вроде: «Первая капуста — Родине!»

Ефросинья Петровна расхохоталась:

— Лозунг, пожалуй, не надо, Макар Дмитрич. Так отторгуемся.

— Мама, но я же ни разу не был в этом городе… Я вообще ни в каком городе не был, — тянул Витька, упрашивая мать.

— А школа?

— В воскресенье какая школа?

— Ладно, собирайся. Только слушаться!

Витька от радости по-солдатски вытянулся — его берут в самый большой город! Сколько раз он слышал о нем, читал в книгах, даже смотрел в кино — и вот он едет, едет в этот загадочный город. Сколько в нем улиц? Можно ли все сосчитать?! А сколько людей? Больше, чем во всем районе… Да что районе — области! Интересно, как же они здороваются друг с другом на улице. Так же, как и в Черемховке — большаки с большаками: «Добрый день, веселый час!», «Хлеб да соль!»; или мальцы с мальцами: «Привет, Кито!», «Салют, Шурка!» А может, совсем и не здороваются, бегут себе каждый по своему делу — город все-таки, не деревня. Пока будешь здоровкаться, и день пройдет. Доня рассказывала, будто в больших городах и городках вообще здороваются на улице только хорошо знакомые люди. А все остальные проходят мимо так, ни здорово, ни прощай… Витька не верил — как это проходят мимо… Пройди-ка «просто так» в деревне мимо большака большак — обиды не оберешься! Вон с Марь-Васишной перестали здороваться, так она собирается уезжать из Черемховки.