Альберт Усольцев - Светлые поляны

И протянул Гудрону руку.

— Не успел я, мильтоны…

— Все равно, коль мысль была, здравствуй…

— Здравствуйте…

— А руки почему не моешь? Дома воды, что ли, нет?

— У него и дома-то нет, — сказал за Гудрона Витька. — Он путешествует!

— Как «путешествует»? А учеба?

— Грамотный я, — скромно потупил взгляд Гудрон. — Знаю, сколько в рубле копеек, и ладно.

— Только-то?!

— Нам и этого лишка…

— Как зовут?

— Раньше Сережкой дразнили, а сейчас…

— А сейчас Гудроном?

— Гудрон — дело прошлое, сорок пятого года… Сейчас корефанчики меня величают Ниной…

— Это что же, вроде мужского роду, а имя женское?!

— Имена я сам себе придумываю. Вот и решил — Нина, из спортинтереса…

— Еще хочешь кочерыжку?

— Нет, живот свое съел и на чужое ворчит…

— А пельменей?

— От пельменей не откажусь.

— Захолодали пельмени-то, — сказал Витька. — Пока мы тут воевали.

— Вот что, Сергей-Гудрон-Нина, держи десятку — и к армейскому котлу. Возьмешь на все, вернешься, пообедаем вместе…

Гудрон взял десять рублей, посмотрел на них, потом на Астахова:

— А сколько порций?

— Ну, ты же грамотный, сосчитаешь…

Гудрон снова взглянул на шофера:

— И вы думаете, что я вернусь?

— Не думаю, а верю.

— Витек, может, с тобой вместе пойдем?

— Виктор нужен здесь, — отрезал Астахов. — Руки по дороге помой, вот еще рубль на мыло…

— Возьмите свои деньги, никуда я не пойду! — вдруг резко заявил Гудрон, бросая бумажки на капот машины. — Вы же мне не верите!

— Верю… Нам просто некогда, небо заморачивает, а до дому ехать да ехать… Кстати, а с нами не хочешь?

— Куда?

— В Черемховку.

— Чего я там забыл?

— И я ничего не забыл, но вот приехал и остался… У меня ведь, Сергей, как и у тебя, дома тоже нет…

Гудрон снова взял деньги.

К армейскому пельменному котлу он бросился точно так, будто боялся, что повар не дождется его, а подцепит свой тарантас с дымящейся трубой к стоящей неподалеку машине и снимется с «позиции».

Обедали впятером.

Гудрон рассказывал разные занятные истории из своей жизни и сам же над ними, не дожидаясь одобрения собеседников, хохотал. Очень ему казались они смешными: то у милиционера при всем честном народе, на вокзале, наган «стырил», а в кобуру положил деревянный пугач, то в Средней Азии верблюда странным образом «заработал», чтобы совершить на нем кругосветку, то… Смеялись и Витька с Астаховым — некоторые случаи гудроновских похождений в самом деле были занятными. Ефросинья Петровна ела пельмени вяло, все смотрела на оставшуюся в кузове капусту, словно считала вилки. Было заметно, что она устала — не шутка торговать кочанами! Катерина уметала пельмешки за троих мужиков, лишь изредка нагибалась к Ефросинье Петровне, чтобы шепнуть очередное: «Еще раз, Фрося, говорю — остерегайся этого шмыря, смотри за денежной сумкой в оба! Помнишь, как он в сорок пятом ошмонал Витьку?! И рожа у него не лицо, а чистый Уголовный кодекс!»

Не зря беспокоилась Катерина Шамина.

Когда глубокой ночью машина остановилась в Черемховке и Астахов, разминая затекшие ноги, весело сказал: «Па-а-дъем, рота!», то в кузове не обнаружили Гудрона. Не оказалось у Ефросиньи Петровны и денежной сумки.

— А я че говорила! — подняла Катерина вверх указательный палец. — Хмырь проклятый! Навязался на нашу шею… В сорок пятом откуль-то приперся… И тут как ровно ждал, ворюга полосатая! С хорошим человеком на одной улице в городе всю жизнь проведешь — не встренешься, а с таким… таким угрем, будто магнитом…

У Витьки горели щеки. Хорошо, что было темно и никто не мог заметить его пылающего лица. «Вот это постарался — сам привел, даже принес на своей спине вора. Сволочь! А за пельменями бегал так искренне… А денег-то взял не рубль, не два, а все. Как сейчас мать будет рассчитываться с колхозом. Гад ползучий! Увидеть бы сейчас тебя, посмотреть в твои воровские шары… Да что посмотреть, кулаком… У-у, гнида».

— Далеко он уйти не успел, — сказал спокойно Астахов. — И я даже могу предположить — куда. На железнодорожную станцию. Чтоб продолжить «путешествие», коль стал таким богачом. Я поеду.

— Я с вами, — тихо попросила Ефросинья Петровна.

— Хошь обижайся, хошь нет, Фрося, а я не составлю вам компании. И не потому, что спать хочу и домашняя работа ждет, нет. Прихлопну с ненароку этого полосатика! — И Катерина так грохнула огромным кулачищем по радиатору ЗИСа, что радиаторная пробка, красивая и высокая, оказалась сплющенной.

— Пробка не виновата, — заметил Катерине Астахов.

— А я поеду! — громко заявил Витька. — Я с ним поговорю!

— Нет! — резко бросила ему мать. — Завтра, вернее, уже сегодня, в школу. Справимся и без тебя.

— Милиционера прихватите в районном отделении, — посоветовала Катерина, вытаскивая из кузова брезент. Астахов может не скоро вернуться, а брезент в колхозе единственный, нужен для утренних дел. Акт составьте, все чин чином, если, конечно, найдете…

— Найдем, — уверенно сказал Астахов. — Кроме как на «железку», ему некуда податься… Поехали, Ефросинья Петровна!

Развернувшись, ЗИС резво пошел в сторону железнодорожной станции.

Витька зашагал домой. Хотелось плакать не от сумасшедшего дня, не от усталости, нет, а от чего-то необъяснимо гадкого…

Как и предполагал Астахов, дальше «железки» Гудрон не ушел. Не успел уйти. Впервые в своей жизни решил честно проехать, не «зайцем» и не в вагонном ящике, а с «плацкартой». Купил билет, тоже впервые. И преспокойно улегся на жесткий диван с тремя красивыми буквами — МПС. Сумку с деньгами спрятал под рубашку, благо была она планшеткой, плоской, будто специально приспособленной для того, чтобы ее можно было удобно прятать. Долго рассматривал красивые буквы, потом незаметно для себя заснул.

Проснулся от разговора. Видит, стоят перед ним та самая продавщица, что торговала на базаре капустой, и шофер. Деньги считают. Вскочил. Но на плечо легла костистая рука Астахова.

— Отдыхай, отдыхай…

Сел, осмотрелся. Вот влип, как кур в ощип. Справа — стена, слева — стоят эти двое. За спиной стена. Прямо окно, но на нем решетка. Видимо, раньше у этого оконца касса помещалась.

— Не считайте, — сказал Гудрон, протягивая билет. — Вот только и потратил…

— Спасибо за откровенность, — поблагодарил его Астахов.

«Нет, мимо этого верзилы не проскочить — руки у него длинные, да и сильные… Интересно, бить будут?!»

— Оплошал, — продолжил Гудрон. — Захотелось честно проехать, как все люди, с билетом, на пассажирском…

— Это хорошо, коль на честность потянуло, — снова заметил Астахов.

Подошел к кассе и протянул билет.

— Девушка, возьмите, пожалуйста, товарищ раздумал ехать…

Заспанная кассирша недовольно проворчала: