Давид Самойлов - Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х [litres]

К вечеру лошади на ходулях
Шляются. Сосны пылят медью.
В травах болотных кузнечик колдует,
И мир поворачивается медленно,

Как деревянное колесо.
Перемежаются длинные спицы.
Вдруг прилетают тяжелые птицы
И улетают за горизонт.

Где робкие стада оленей
Лесной дороги сторонятся,
Ряды суровых поколений
Нам шлют закон: обороняться.
В страну наивных дикарей
Мы привезли с собой пищали.
За мех искристых соболей
Им злое зелье обещали.

Шаман промолвил: «Быть беде!
Нас голод ждет и лихорадка».
И каждый голубой звезде
Молился сумрачно и кратко.
Шаман промолвил: «Быть беде!» –
И в бубен бил, качаясь.
А слезы стыли в бороде,
В корявых идолах отчаясь.

Но рос бессонный город
У сумрачной гряды
В весенних разговорах
Деревьев и воды.
Пора ветров и мятежей,
Дождей и смут.
Их в детском говоре чижей
Упомянут.
Из-за качнувшихся сучков,
Печальный леса гость,
Рожденье первых ручейков
Подслушивает лось.
В последних числах февраля
С зимой прощается земля.

Шаман на черные меха
Кидал седую прядь.
Он звал к себе свои войска –
Настало время воевать.
И выпь кричала по ночам:
Эй, люди мира, где вы, где вы!
Мужчинам в руки топоры
Давали ласковые девы.
Из дальних огнищ шли они,
Решительны и хмуры.
Жгли ночью мрачные огни
И спали, завернувшись в шкуры.

Где ветры кличут или плачут
У сумрачной лесины
И первый дождик прячут
В серебряных осинах,
Где ветры кличут или плачут,
Летел по небу белый кречет
И ворон, возвестив удачу,
Круги над лесом мечет.

Войска времен Батыя
Доспехами бренчали.
Их луки золотые
Висели за плечами.
Стояли камни, как быки,
Кричали совы вдалеке,
Берестяные каюки
Поплыли по реке.

– Вон город, – вымолвил шаман, –
Проклятье грохоту и стуку! –
И грозно в голубой туман
Уставил медленную руку.
И все, столпившись у пригорка,
В густую даль смотрели зорко.
Закат, алея червеницей
На тусклом серебре седин,
Следил, как войско шевелится
И выползает из трясин.
И в полусумраке, безмолвны,
С лесных дорог, с заросших троп
Ползли бессчетные, как волны,
Неотвратимо, как потоп.

Его безобразная дума сосет,
Что голос был отдан на крик
прокламаций,
Все прочно –
и нечему больше ломаться,
Короче,
что сломано все!

Он мог бы солгать.
Но конец.
Но каюк.
Стихи – только правда, без всякой
поправки.
Он чувствовал несправедливость
отставки,
Что временщики
генералам дают.
Он сердце свое приноравливал к датам,
Не зная сомнений,
не чуя вины.
Он делал себя Неизвестным Солдатом,
Но с правом на памятник после войны.

Он мир этот нянчил.
Он создан был пасть,
Как мост в половодье. Ему было мало
Назначенной меры. И строчки ломала
Стихами замерзшая страсть.

А выстрела ждали. Казалось – судьба.
Но время сметало решетки запретов,
И Сталин уж не улыбался с портретов,
А верил в суровость,
как верят в себя.

Мы трудно учились такому пристрастью,
Что душу сожми,
и увидишь – права!
Поэзия – тот недостаток пространства,
Где только на честность даются права.

Опять Гефест свой круглый щит кует [78] «Опять Гефест свой круглый щит кует…» – Согласно древнегреческому мифу, похищение троянским царевичем Парисом Елены, жены спартанского царя Менелая, стало причиной похода ахейцев на Трою. Муж Андромахи, троянский царевич Гектор, был убит Ахиллом, щит которого выковал бог покровитель кузнечного ремесла Гефест. .
Морочат нас текучие измены.
Но мирные мужи уже не ждут Елены,
И время Андромахи настает.

Не женское искомое тепло,
Не ласточками сложенные руки!
Когда на наковальни тяжело
Кладут мечи и близятся разлуки –

Елена – вздор! Ахейцы спят в гробах.
И лишь одно останется от праха,
Как с Гектором прощалась Андромаха
И горечь просыхала на губах.

Старик в тулупе деревянном
Скупает дымчатых овец.
И парни новые кафтаны
Влекут, как девок половецких.

У них глазища в пол-лица,
И рыжий чуб вовсю хохочет,
И мордой нежной, как пыльца,
Их кони за ухом щекочут.

Везде обновы и дешевки.
Косилки машут плавниками,
И благовидные торговки
Вокруг увешаны грудями.

Повсюду кринки молока.
Плакаты с мордой кулака.
………………………………….

И снова конь
отряхает, как прачка,
Пену с мускулистых рук.
И огний глаз
несется в горячке.
И копыта сбиты
по четыре
в стук.

Отмерено добро и зло
Весами куполов неровных,
О византийское чело,
Полуулыбка губ бескровных!

Не доводом и не мечом
Царьград был выкован и слеплен.
Наивный варвар был прельщен
Его коварным благолепьем.

Не раз искусный богомаз,
Творя на кипарисных досках,
Его от разрушенья спас
Изображеньем ликов плоских.

И где пределы торжеству,
Когда – добытую жар-птицу –
Везли заморскую царицу
В Первопрестольную Москву.

Как шлемы были купола.
Они раскачивались в звоне.
Она на сердце берегла,
Как белых ласточек, ладони.

И был уже неоспорим
Закон меча в делах условных…
Полуулыбкой губ бескровных
Она встречала Третий Рим.