Владимир Ухли - Шургельцы

— Э-э, жару тут — всей улице баниться хватит, — проговорил Салмин. Он полез на полок, растянулся там, поднес к лицу новый дубовый веник, вкусно вдохнул: — Листья шелковые! Дай-ка ковшик воды… Пусть самый вкусный, самый легкий будет пар, пусть легче дышится, — сказал он скороговоркой.

…Усталые и тихие вернулись они в избу.

— Не помню, чтобы так долго в баньке мылся, — сказал Салмин, бреясь перед зеркалом. — Тетя Спани, большое, большое спасибо за баню. Будто рукой сняло и усталость и ломоту.

— Очень рада, что вам понравилось, спасибо на добром слове.

Спани взглянула на Ванюша. Он сидел за столом задумчивый, пил чай.

— Пока вы мылись, я к сватье два раза бегала. Пойдем мыться, говорю ей, баню сильно натопила. «Ладно», — говорит, а сама не знаю куда смотрит. Ушла я, жду. Она не идет. Пойду, думаю, посмотрю, что с ней. Сваха меня радостью встретила: Сухви из Чебоксар вернулась…

Ванюш застыл со стаканом чаю в руке. Молчал.

— Если так, и делу конец. Пусть с матерью в бане помоются, и чай пить позовем их. Не так ли? — обрадовался Салмин.

— Сноха не придет к нам, — тихо сказала Спани.

Ванюш резко поставил стакан на стол, выбежал в одной рубашке, не закрыв двери. Мать крикнула ему в открытое окно, чтобы фуфайку надел, да он уже не слышал.

— Что делать-то, Ефрем Васильевич? Я ведь вижу, он без нее не может, сам не свой. Что же делать? Из-за злых языков люди страдают… Эх, господи!

— Да пытался я с ней поговорить, а она ни в какую, и слушать не хочет. Кто ж тут придумает, что делать? — сказал взволнованно Салмин.

Время шло. Приближалась страдная пора. До уборки во что бы то ни стало решили выстроить коровник. Сруб поставили, но не было досок. Решили отправить за досками Маськина Ивана. Он был настоящий специалист по командировкам. И на этот раз не стал тянуть, сразу согласился поехать в Шемуршу на лесопильный завод. На следующий день, ровно к девяти утра, он явился в правление, опрятно одетый, выбритый и даже надушенный дешевым одеколоном. Прежде всего он спросил, какую еду приготовили ему в дорогу. Узнав, что зажарили петуха, успокоился и начал проверять документы, нужные для командировки. Потом протянул руку к карте, висевшей на стене.

— Зачем она тебе?

— Чувашская земля не малая, в дальнюю дорогу без карты как отправишься? Теперь не прежние времена: деревни изменились, новые дороги проложили. Что я, безграмотный? По карте не разберусь? Вам лишь бы отправить. Не станешь же по дороге у всякого расспрашивать. А так, карту достанешь, посмотришь — и с тарантаса сходить не надо… Значит, на телеге трястись не буду, в тарантас серого жеребца запрягите, — велел он сторожу Савке Мгди.

Наконец-то его собрали в путь-дорогу и на тарантас посадили. Маськин уже тронул лошадь, но потом придержал, развернул карту, долгое время разглядывал, бубнил что-то, красным карандашом отмечал те места, где надо было ехать. А может, вовсе не те — кто знает?

— Кум Иван, поезжай, — торопили его. — Женщины уже с прополки на обед возвращаются.

Иван снял картуз, помахал им и только потом тронул лошадь, торжественно выехал со двора. Настроение у него было хорошее, запел «Дан приказ ему на запад…».

К правлению подошел Савка Мгди. Он тяжело дышал, — видать, торопился, серая валяная, потерявшая уже форму шляпа съехала на одно ухо, лапоть на ноге развязался. Мгди наступал на оборы, спотыкался.

— Председатель где? — спросил он. — Неужто, кроме Маськина, другого человека не нашли в дальнюю дорогу посылать? «В командиры еду, говорит, садись, мне, говорит, ямщик положен». Поймал меня в поле, силком в тарантас затащил. Пока не проехали Малые Бюрганы, ни за что не хотел отпустить. «Пусть, говорит, соседи видят, как разъезжает Иван Маськин…» Чуть не завез меня за тридевять земель. Старуха-то без меня бы осталась, сильно скучала бы, эккей!

Окрестности Шемурши очень понравились Маськину. И правда, хороши там высокие, стройные сосны, тихо шумят, качаются на ветру, и много их — стоят без конца, без краю. Хороши там и чувашские избы, рубленные из прямых, как свечи, крупных сосновых бревен.

Вернувшись домой, Иван долго и скучно рассказывал о жизни тамошних чувашей, об их постройках, о вечнозеленых лесах, о прямых мощеных дорогах.

— Вот так, товарищи, тамошний чувашин богаче нас живет. До сих пор не ездил, не видал, что есть удивительный такой край. И люди там при сознании, так сказать, покультурнее, чем мы с вами, братцы. Езжайте, всё там в порядке, подписано, — подбадривал он возчиков, которые должны были ехать за досками на лесопильный завод в Шемуршу.

— Дядя Иван, тебе тоже вместе с нами ехать надо, — заметили ему.

— Вам дорогу открыл, теперь без меня управитесь. Может быть, я потребуюсь на другое ответственное мероприятие. А с разными мелкими делами возиться найдется кто и кроме меня, село большое, глазом не окинешь, — и прибавил, как всегда торжественно: — Ладно, молодые товарищи, мою идею там до конца доведите, работайте, соревнуйтесь, держите себя прилично…

Через два дня шургельцы добрались до шемуршинского леса. Командовал молодыми возчиками Ванюш. На душе у него было тяжело, но он старался смеяться, шутить, не показывал, что на сердце.

— Ребята! — кричал он возчикам. — Давайте не подкачаем. Видали, какие шемуршинские девушки щеголихи, не опозориться бы перед ними!

— Не опозоримся, не отстанем! — отвечали парни.

— В этих местах крепкое пиво варят, один ковш выпьешь — глаза гореть начнут, — шутил Ягур.

— Кто тебя угощал?

— Потише вы, а то мне шемуршинские парни бока намнут. С хорошенькой девушкой познакомился… Вон возьму да и увезу. Так ведь, Маркел? Хватит нам в холостяках ходить!

— Его уж пришпилили. Если Хвекла услышит, рядом не сядет. А, Маркел, ведь так?

Маркел покраснел, улыбнулся смущенно.

…Три дня возили лес.

Конечно, Маськин ни о чем толком не договорился и ничего не сделал. Никаких досок для «Знамени коммунизма» не приготовили. Ребята сами должны были и валить лес и вывозить бревна на лесопилку. Работы оставалось еще много, продукты кончились, пришлось подтягивать пояса, а парни не унывали, поругивали Маськина, но весело, беззлобно.

— Он нас вдохновил, лозунг подбросил, а сам в кусты. Вот приеду, поревизирую его, покажу, где раки зимуют… — угрожал Ягур.

— Ладно уж, не ругайте его, он и так в горе великом, по дороге карту потерял. Как только не заблудился, нашел свою деревню, понять не могу, — откликнулся Маркел.

Вечером, когда вернулись с работы и выпрягли лошадей, Маркел тихо, как бы невзначай, сказал Ванюшу:

— В Чебоксары автобусы ходят, тебе бы съездить к Сухви…

— Не знаю, — уклончиво ответил Ванюш, — да и адреса она мне не дала.