Владимир Ухли - Шургельцы

— Эх, я эту Сухви, была бы ее мать, оттаскала бы за волосы! — сказала гневно Нинуш. Она взяла метлу, стала мести, широко размахивая.

— Вон, безгрешный, легок на помине, сам, кажись, идет. Пошли навстречу.

— Не Ванюш это. Они еще из Шемурши не вернулись. Это Салмин.

Но Нинуш знала, что это Салмин, его и ждала.

— Я как раз к Салмину! — ответила она. — Раз он председатель, с него и спрос. Зачем Ванюша отпускает? Бабы, пошли, говорю.

Все повалили за ней.

Мужик, работавший на срубе, опустил топор, смеясь прокричал:

— Нинуш, баб коллективно купаться ведешь?

Та и внимания не обратила, не оглянулась. По-мужски широко шагая, направилась навстречу председателю.

Салмин как раз перешел мост. Был он в одной рубашке, пиджак держал под мышкой, картуз взял в руки. С удивлением посмотрел на баб, вынул изо рта папиросу, бросил в воду.

— Притомились, бабоньки, или на завтрак идете?

— Не до еды нам. Не потрудились еще, чтобы устать. Солнце с березы только поднялось, — раздраженно ответила Нинуш. — У нас и работать охота отпала. Досадуем мы.

— Погодите-ка, что случилось, не разберу? — спросил Салмин, переводя взгляд с одной женщины на другую. — Кто вас рассердил?

Женщины стали на дороге, пристально смотрели в лицо председателю.

— Хотели у тебя узнать, кто больше всех сил не жалел и на месте гнилого двора скотного теперь у нас вон что… — показала Нинуш в сторону коровника.

— Не пойму, почему такой срочный допрос? — улыбнулся Салмин растерянно.

— Отвечай, отвечай.

— Больше всех Ерусланов старается. Однако ж и вы все работаете, — ответил Салмин спокойно.

— А все-таки Ванюш больше всех делает, без него и ты бы не смог столько.

— Это вы правы. Он человек для нас бесценный.

— Раз так, зачем этому человеку из колхоза уходить даете? — зашумели все женщины.

— Разве Ерусланов думает уходить из деревни? — удивился и расстроился Салмин. — Откуда такой слух?

— Дочь Лизук его в город жить увезти хочет. Куда вы, правленцы, смотрите?

Салмин объяснил, что Ванюш никакого заявления не подавал.

— Да что это вы, разве Ванюш теленок, разве он позволит себя увезти? Значит, вы его не уважаете, если можете о нем так подумать, — укорил женщин Салмин.

Женщины сразу успокоились, затихли, все вместе пошли обратно. Салмин, улыбаясь, смотрел им вслед, качал головой: ну словно дети. Он закурил и тоже направился к стройке. Пожелал плотникам здоровья, взял в руки лопату, стал работать. Женщины дружно помогали ему.

— А все-таки нет дыма без огня. Нет, нет… — переговаривались они многозначительно.

Вдруг раздался рокот трактора. Все оглянулись. Трактор шел с прицепом, вез доски. Плотники спрыгнули, поспешили на дорогу. Вскоре прибежали дети, сверкая пятками, понеслись навстречу трактору. Наконец, тяжело урча, позвякивая гусеницами, оставляя глубокий след, трактор подъехал ближе. На прицепе лежало много досок — прямых, длинных, пахнущих хвоей, свежей смолой, лесом.

— Куда складывать?

— Вот сюда заверните.

Салмин даже снял с головы картуз, словно приветствовал эти новые желтые доски, блестевшие под солнцем.

Трактор остановился. Из кабины выскочил Прухха, за ним Ванюш.

Прухха после окончания курсов трактористов стал работать в МТС. Сейчас он согласился поехать за досками в Шемуршу на тракторе — лошадям с ними не управиться. Оба бывших солдата перепачкались автолом, вид у них был усталый, — наверно, провели не одну бессонную ночь. Салмин обнял их, расспросил, как доехали, вместе с Ванюшем забрался на прицеп отвязывать цепи и веревки.

— А ну-ка, начальство, слезай. Что нам стоять руки в брюки, — сказали плотники, жадно глядя на доски. — И ты, Иван Петрович, иди почайничай и отдохни, мы тут сами.

Ванюш посмотрел на них, засмеялся, спрыгнул на землю. А Салмин опять подумал, как давеча: «Ну в самом деле, как дети. А ведь бородатые…»

— Вы уж, товарищи, поаккуратнее, ни одну бы доску не испортить, — попросил он. — Ведь тут столько труда…

Доски решили сложить под навесом, чтоб не потрескались под солнцем, не набухли под дождем, крестообразно, чтобы хорошо просохли.

— Запах-то какой привезли, словно в сосновом бору, легко, в полную грудь дышится, — радовались шургельцы.

— Если хлева ими покроем, как сундуки новые стоять будут, глаз радовать, — восхищенно говорили женщины. — Давайте скорее закончим.

Торопя друг друга, снова принялись за работу. Замелькали лопаты, радостный и добрый разговор не смолкал ни на минуту.

Подошли девушки — босые, ноги по самые икры вымазаны илом. У каждой в руке лопата, а на плечах по молодому ивовому деревцу. Сложили их в колоду с водой и черноземом, чтобы не увяли до посадки, а тут с берега Тельцы вернулась стайка ребятишек, и они тоже притащили молодые деревца.

И учительница Нина Петровна с ними. Но она уже успела вымыть ноги и надеть туфли. Черные волосы повязала красным платком, ситцевое синее в белый горошек платье перетянуто блестящим черным пояском.

— Мы их сегодня посадим? — спрашивали дети.

— Посоветуемся с председателем, с заведующим фермой, — ответила учительница.

— Нам сейчас хочется посадить. Давайте сегодня, — просили ребята.

— Кругом пока бревна, щепки. Работа кончится, всё уберут, тогда и посадим. А то плотники могут затоптать. Подождем пока, — объяснила Нина Петровна. Тут она увидела Ванюша, разгружавшего доски, и вся раскраснелась, сразу стало видно, что она еще очень молоденькая. Тихий летний ветер слегка трепал ее волосы, серые глаза сияли. Но Ванюш — вот чудак! — и не заметил ее. А ей так хотелось, чтобы он хоть раз на нее взглянул, и она все забыла, смотрит на него, смотрит, оторваться не может.

Уж кто-кто, а женщины все примечают. Переглядываются, говорят друг другу:

— Чего ему из-за Сухви сохнуть! Вон какие с него глаз не сводят.

— Учительница эта пригожая да ласковая, не сглазить бы, и не гордячка, как та «артистка заслуженная». Той только дома спектакли разыгрывать.

— Ну, это бросьте, бабы. Поет-то она на диво, да и собой хороша.

Девушки вымыли ноги, переобулись, прибрались, платки повязали по-девичьи, стали копать канаву для стока воды. Рядом поставили ведро и кружку для питья. К ним подошел Прухха. Прась подкралась к нему сзади и водой его окатила.

— Еще надо искупать тебя! — хохотали девушки.

— И так уж вырос, рукой звезды достаю, — отшучивался Прухха.

— А то весь сонный, — смеялась Прась. — Живо сон прошел, правда ведь? — Она глянула в его голубые глаза. Но, видя, что парень не обиделся, снова взяла полную кружку. Прухха спрятался за девушек. Прась подошла к нему. — Тебе все равно умыться надо. Расстегни ворот, засучи рукава, я тебе полью, — смело, как родному брату, сказала она.