Владимир Ухли - Шургельцы

Уполномоченный обиделся:

— Товарищи, я вам не колхозник, в мою функцию прополка не входит.

Женщины переглянулись и отошли. Уполномоченный брезгливо сплюнул на кучу травы, распорядился:

— Продолжайте в том же духе, товарищи, а мне надо сообщить в район о ходе работ, готовиться к отчету. Правда, писать мне теперь его легче, ибо я сам принял непосредственное участие в работе… Думаю, вы меня поняли.

— Я вас понял, — сказал Ванюш недобро.

Уполномоченный, вытирая обильный пот с лица и шеи, пустился, все убыстряя шаг, ко встречной подводе. На телеге сидел Стюпан, по-татарски поджав под себя ноги. Уполномоченный махнул рукой в сторону села. Стюпан пытался возразить: ему надо было ехать за викой… Тот и слушать не хотел.

— Имею право воспользоваться любым видом транспорта. Я — райуполномоченный.

Подросток сказал, что уполномоченные теперь вроде в Шургелы не приезжают.

— Вот как! Кто тебе такие аполитичные толкования дал? Повтори! — рассердился уполномоченный.

— Ну уж ладно, садитесь. — Стюпан, не желая подводить своих, повернул лошадь.

Вечером уполномоченный жаловался по телефону, что в колхозе для них нет фондов, что ему не выписывают продуктов, хотя он лично участвует в работе, показывает пример выполнения норм выработки, что на прополке люцерны не хватает рабочих рук и надо немедленно снять с уборки ржи и послать на прополку новые силы.

Потом шепотом доложил, что руководство колхоза, особенно заведующий фермой, на кого возложена вся ответственность, недооценил сложность задания и не желает заниматься травой.

Он вспомнил о бывшем председателе колхоза, который ни одному уполномоченному ни в чем не отказывал, и решил сходить к нему домой. Но Шихранова в Шургелах не было.

— Очень жаль. Здесь без него все пошло кувырком, — выражал он свое сожаление жене Шихранова. — Они вот даже не сумели люцерну вырастить. Запустили все.

— Да как вам сказать, — ответила жена Шихранова. — Салмина и Ерусланова в селе любят, вон какой скотный двор достраивают, денно и нощно работают. Раньше мой Сергей как мучился, даже штрафовал многих, а всё на работу не выходили. А теперь вон видите, и без штрафов идут.

— И поделом, их только и штрафовать. Указ от седьмого августа надо применить, наказать по всей строгости, — привычно путал уполномоченный. — Я этого так не оставлю. Товарища Шихранова сняли совершенно необоснованно. — Перед уходом он шепнул: — Мы постараемся его вернуть, он-то принимал нас как подобает, никому не отказывал — квартиру отведет, и продукты выпишет, и сварить прикажет, и накормит. А эти — бездушные крохоборы!

Жена Шихранова последнего слова не поняла и рассудила по-своему:

— Что ж, конечно, по крохам собрал, дом построил. А на него теперь косо глядят. Он за колхоз старался, с райначальством ладил, не воровал же. Этот дом мы купили у одной колхозницы, Сергей деньги получал за председательство, не трудодни. Ему же положено было.

— Безусловно, согласно уставу артели. Никаких возражений и нареканий быть не может. — Уполномоченный направился к выходу. Но тут, наткнувшись на него, в дверь ввалился Матви Капитун. Он был, как всегда, во хмелю, заспанные глаза смотрели безразлично.

— Урине, а Урине, не слышишь, что ли? Возьми скорее, — протянул он тяжелый кувшин жене Шихранова. — Это медок с вашего улья.

Женщина стояла растерянно, не двигаясь, не протягивая руки.

— А, товарищ уполномоченный, — сказал Матви запросто, наконец заметив приезжего. — Угощайтесь, пахучий, свежий, нонешний.

Матви Капитун попросил пить. Воду глотал жадно, как путник в пустыне, ковш отдал хозяйке, ладонью вытер жидкую козью бородку.

— Товарищ, — понимающе кивнул он уполномоченному, — пойдемте, не пожалеете. Как раз мед качаем.

— Я занят, на минуту вот заглянул к супруге уважаемого товарища Шихранова… Должен засесть за статью в газету.

— А, вы товарищ газетный!.. Ошибся я. Ну ладно, — добавил он, — что ж, хоть и газетный, а мед-то, наверно, любите.

— Вы идите пригласите председателя и того молодого завфермой, — посоветовал тот.

— Что вы, полномочный товарищ, они ни ногой. Новая метла чисто метет.

Матви пошел было восвояси, но тут в избу влетел Мешков, раздраженно закричал:

— Куды кувшин притащил? Я не позволю колхозную продукцию расхищать. Верни! — Он полез на Капитуна чуть ли не с кулаками.

— Это же с шихрановского улья, пусть детишки на здоровье… — Матви попятился, спрятался за спину уполномоченного.

— Никакого улья у него не было, — обрезал Мешков. — Это я ему свой одолжил… в порядке уважения. Не суй нос куда не следует.

— Откуда я знал? — огрызнулся Капитун. — Кому верить из вас, попробуй пойми… Ну, раз так, пойду караулить пасеку.

Матви вышел. В сенях его догнал Мешков, с силой сжал плечо, сказал на ухо:

— Чурбан, ты что, не понимаешь, теперь все по-другому. Нет больше Шихранова, и нечего с ним якшаться. — Мешков протянул ему кувшин с медом.

— Это куда? — шепотом же спросил Матви, беря кувшин в руки. — К тебе домой нести?

— Ты что, меня хочешь в вора превратить? Неси обратно на пасеку.

— Почто туда напрасно нести? Ревкомиссия скажет, почему вначале утаили…

— Ох, чурбан недогадливый! Бултыхни в бочку, размешай. Карчама будет, во! — Мешков ткнул пальцем Матви в бок и выпихнул его из сеней. — Иди задами. Смотри, домой к себе не заверни. Не то отвяжу Бульдока, натравлю…

— Я мед не люблю, я только карчаму пью. — Матви даже заулыбался. — Собаки боюсь, вон она, — сказал он, показывая на огромного цепного пса.

— Иди, иди, растяпа, — торопил его Мешков. — Я Бульдока к себе заберу. Шихранов теперь не пред, нечего его овчаркой сторожить.

Матви юркнул в заднюю калитку. Мешков посмотрел вслед, убедился, что Капитун пошел к пасеке. Отвязал собаку, она попробовала было огрызнуться, стала, видно, забывать хозяина. Но он дал ей пинка, окликнул, и она послушно прилегла, косила глазом.

Мешков крикнул в избу:

— Товарищ Шихранова, я увожу свою собаку. Ты ее плохо кормишь. — Та не откликнулась.

На углу Мешкова встретила жена Угуллина Константина.

— Ай, бабы, ай, мама, волк! — вскрикнула она и, подхватив подол длинного платья, опрометью побежала вдоль улицы. — Бабы, берегитесь!

Она прибежала в правление и с перепугу даже забыла, зачем пришла. Ей предложили стул, она села, обеими руками замахала, еле переводя дух, стала говорить:

— Волка видела, всамделишного, сама видала! Недаром говорят бабы, Мешков жене хочет волчий тулуп справить. Уже одного, живого, на цепи домой повел… Знамо, сошьет. Они не то что мы!

Все удивились:

— Собака, наверно.

— Говорю вам, не собака, — отмахивалась Угуллина, — таких собак не бывает. На полтулупа за глаза хватит, истинный бог, правду говорю. Идите сами поглядите.