Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Остановил их телефонный звонок. Кунтуар поднял трубку.

— Слушаю вас, — ответил он весело, еще не в силах унять радость. — Здравствуйте! Не понял. — В голосе послышалось удивление. — Повторите, пожалуйста!

— Получено ваше удостоверение персонального пенсионера, — нежно произносил на том конце провода мягкий женский голос. — Ергазы Меджунович завтра назначил внеочередной ученый совет, на котором будет сам лично, с почетом вручать вам его.

Кунтуар узнал: говорила секретарша Ергазы, которую тот взял на работу недавно. Один из джигитов-шутников научил ее называть своего начальника не Меджнунович по имени отца Ергазы, а Меджунович, что означало «дуракович». И сейчас женщина так и говорила:

— Ергазы Меджунович просил вас завтра в одиннадцать часов прийти к нему.

Кунтуар весь задрожал от охватившей его злости. Он только и смог выдавить сквозь зубы:

— Какая еще пенсия? Я что, просил у него пенсию? Кто же доведет до ума кайрактинские памятники?..

Ничего не поняв, женщина заговорила еще нежнее:

— Наверное, сам. Этого я не знаю. Мне он приказал только вызвать вас на завтра к одиннадцати на совет.

Кунтуар в сердцах бросил трубку. Только что он был радостным, глаза лучились. И вдруг сник. Замолчал, безвольно опустился в кресло. Посидел, прикрыв глаза руками, не меняя позы, тихо произнес:

— Ергазы отправил меня на пенсию. Зовет к себе, хочет вручить удостоверение пенсионера…

В своих намерениях Ергазы походил на затаившуюся кошку, так же — крадучись, исподтишка — совершал свои черные дела.

Директор филиала понимал, что бороться в открытую со своим бывшим другом ему не резон. Поэтому и воспользовался возможностью отправить археолога на… заслуженный отдых. Считал — не найдет слов упрека и сам Кунтуар, потому как все вроде по закону.

Вообще-то Ергазы нелегко далось решение судьбы Кунтуара. Он довольно долго раздумывал, прежде чем начал собирать документы археолога для пенсии. И больше всего опасался, что бумаги попадут к академику Вергинскому. Ни для кого не секрет, что Вергинский высоко ставил заслуги Кунтуара в археологии, ценил его как человека. Естественно, что академик не позволит освободить известного исследователя от работы без его желания. Поэтому Ергазы, чтобы никто не заподозрил его в пристрастности, решил оформить Кунтуару не простую, а персональную пенсию. Для того же, чтобы дело выиграть наверняка, стал ждать удобного случая.

Случай подвернулся. Вергинский вскоре выехал в длительную, месяцев на шесть, заграничную командировку. На следующий же день Ергазы сгреб заготовленные бумажки и явился к заму Вергинского. Свое рвение он объяснил так:

— Хлопочу о персональной пенсии Кунтуару Кудайбергенову. Дело нелегкое, конечно. Хотя он и талантлив и известен в науке, но всю жизнь проходил в рядовых работниках. Одним словом, не знаю, как быть. Прямо извелся весь. Ведь никому не секрет — это же мой лучший приятель. И вот, к сожалению, ему шестьдесят… Он долго работал в нашем институте, изредка руководил экспедициями, написал несколько книг. Конечно, я знаю, законы и понимаю, что формально мы не имеем права просить персональную… Может, лучше, если бы документы подписал сам академик, но я не успел все подготовить до его отъезда. Поэтому пришел с этой просьбой к вам. Пожалуйста, не откажите…

Заместитель задумался.

— А может быть, все-таки лучше, если подпишет сам Вергинский, — сказал он. — Не будем спешить, подождем его приезда.

— Ваш авторитет не меньше, — постарался исправить положение Ергазы. — Да и Кунтуара знают. Кому-кому, а ему-то, скорее всего, разрешат персональную.

Заместитель произнес в раздумье:

— Смотри-ка, шестьдесят человеку, а такой бодрый! Не рановато ли он просит пенсию?

— Что вы, что вы! Конечно, не рано. Археология — такая наука, где люди изнашиваются быстро. Лето человек жарится на солнце, зиму мерзнет на морозе… Да и рыть землю — не за столом писать. У Кунтуара моложавая внешность. На самом же деле у бедняги нет здорового места…

— Неужели?! Тогда будем пока просить пенсию, а работать ему или не работать, пусть решает сам, — закончил заместитель.

Это было давно. Теперь, благодаря неустанным хлопотам Ергазы, пришло наконец и удостоверение персонального пенсионера. Услышав тогда от заместителя слова «работать ему или не работать, пусть решает сам», Ергазы испугался, что его затея может провалиться. И для большей безопасности не стал вести с Кунтуаром никаких переговоров. «Лучше, — решил он, — собрать совет и при всех выдать ему удостоверение пенсионера. Не может быть, чтобы Кунтуар сказал: «Не возьму… и на пенсию не пойду». Устыдится собравшихся!» — Так думал, так хотел Ергазы. — Да и сделать все на людях — меньше подозрения в моей личной заинтересованности и причастности. Все честь по чести». Он специально заказал для «персонального пенсионера» золотистую папку, заготовил подарки… Но… в душе Ергазы трусил, терзался в сомнениях: «Может, все-таки поторопился? Свое-то дело еще не довел до конца…»

Для таких раздумий была причина. Полмесяца назад объявлены выборы в Академии. По археологии — вакантное место члена-корреспондента. Однажды Ергазы уже баллотировался, но не прошел. Нынче у него вроде бы нет соперников. Правда… Пеилжан, ставший год назад доктором наук. Если любимый ученик тоже выставит на выборах свою кандидатуру, то получится, что на одну вакансию — их двое. Голоса разделятся, и Ергазы снова может не пройти. Пеилжан должен был бы постесняться соперничать с ним, своим благодетелем. Ведь Ергазы так много сделал для него при защите кандидатской диссертации и особенно — докторской!

Вместе с тем сам благодетель отлично знал характер и повадки вновь испеченного доктора наук. «И зачем это я поторопился вытаскивать его в доктора! Надо было повременить хотя бы до выборов…» — сокрушался он сейчас. Считая, что настала его очередь выходить в академики, Ергазы решил поговорить с Пеилжаном. Тот, скрестив руки на груди, клятвенно заверил — он не имеет намерения выставлять свою кандидатуру. «Я что, с ума сошел?! Старший брат стоит на пути к тору, а я что же, буду лезть туда через его голову?! Нет… Сейчас — ваша очередь. За вами, конечно, — моя».

И когда от Кайрактинского филиала института была предложена кандидатура Ергазы, Пеилжан — «любимый ученик», единомышленник и последователь своего учителя — поддержал ее и… одновременно выдвинул на это же место собственную кандидатуру, только от другого научного учреждения!.. Ергазы пришел в расстройство. Как ни прикидывай, а с Пеилжаном придется говорить снова, да покруче. Если он не отзовет свою кандидатуру, то…

Но именно потому, что Ергазы знал своего воспитанника, он, взвесив все шансы «за» и «против», продолжал сомневаться в положительном результате задуманного.