Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

«Мы, убившие ее». Эти слова пронзили сердце Армана. Получилось, будто Жаксыбай знает его вину перед родной матерью. Или это вырвалось у него нечаянно? Вот уж истинно говорят, что коли кто хочет наступить тебе на ногу, то обязательно угодит на мозоль.

Жаксыбай между тем продолжал:

— Чего же мучить себя? Еще никто из умерших не оживал. Живому надо думать о живом. — И заботливо взял Армана под локоть: — Зайдем-ка вот в эту обитель. Развеем нашу общую кручину.

Арман только сейчас увидел, что они стоят перед рестораном. И обрадовался:

— Пошли! — Он первым стал торопливо подниматься по широкой лестнице.

Ресторан открыли лишь полчаса назад, поэтому народу было мало.

— Для начала нам бы бутылочку «экстры», — даже не успев присесть, попросил Жаксыбай оказавшуюся тут как тут официантку. Женщина тотчас поставила перед ними две бутылки: одну — с «экстрой», другую — с минеральной водой.

Арман все еще был во власти слов Жаксыбая. Надеясь хоть водкой заглушить боль, он поспешил наполнить два стоящих перед ними больших бокала.

— За встречу! — И выпил до конца, без передышки. Жаксыбай лишь отхлебнул.

Арман пил впервые с тех пор, как начал работать у Ахметкали. Сейчас он сразу почувствовал сильное опьянение.

— Что еще закажем, Арман?

— Мне все равно, — проговорил тот безразлично и поднял теперь бокал с минеральной водой. Будто издалека, он смотрел на Жаксыбая, который что-то заказывал, на официантку, все аккуратно записывающую в маленькую книжечку.

Раньше Арман так, залпом, не пил. Обычно он любил протянуть удовольствие, горячо и подолгу беседовал со своими компаньонами. Не терпел, когда ему возражали. В противном случае пускал в ход кулаки. Жаксыбаю однажды «посчастливилось» испробовать их силу.

И сейчас, когда он заметил явно недобрый взгляд своего приятеля, то не на шутку струхнул. Опасаясь, что дружок и на этот раз что-нибудь выкинет, отодвинул его бокал и поставил рядом маленькую рюмку.

— Больше пить не буду, — заверил его Арман.

Жаксыбай и сам бы этого хотел, тем не менее вслух произнес:

— Так не пойдет. Один я не пью. Ты обязан хотя бы поддержать меня.

Арман неожиданно вспомнил слова Кунтуара, которые тот говорил на могиле матери, и… начал повторять их вслух. Жаксыбай старался разобрать, что же это человек бубнит себе под нос? Но, так ничего и не поняв, еще больше испугался: «Совсем опьянел!»

Официантка принесла холодные закуски. Арман выпил еще рюмку, затем — еще. И вдруг неожиданно резко схватил Жаксыбая за борта пиджака, притянул его лицо к своему и, впившись в него взглядом, спросил:

— Ты что это там говорил недавно о сыне, который убил свою мать?

Жаксыбай не понял. Лишь подумал: «Он и вправду пьян как свинья» — и хотел было встать.

— Я как будто ничего обидного для тебя не говорил…

— Нет, я не обижаюсь. Но ты, кажется, сказал: «Сын, убивший свою мать…»

— А! Да это не мои слова, — вспомнил Жаксыбай разговор в начале встречи. — Я их у кого-то вычитал. — По привычке всегда все сваливать на кого-нибудь, он и здесь поступил так же. — Если не забыл, есть такой афоризм: «Когда рождаются дети — мать радуется. Когда умирает мать — дети горюют».

— Хорошо сказано… — бормотал Арман. — Да, да, справедливо. Конечно, рождается ребенок — это радость! А умирает мать — горе, неизлечимое! — Глаза Армана снова загорелись злобным огнем. Он, как в первый раз, готов был накинуться на Жаксыбая. — А возможно ли, скажи, наоборот: рождается ребенок — мать огорчается; умирает мать — дети радуются?

— Почему бы и нет? В жизни и такое, конечно, бывает. Разве мало матерей, которые отказываются от своих младенцев? Есть и детки, которые рады-радешеньки, когда умирает их мать. «Наконец-то, — думают, — имущество досталось мне!» Вспомни хотя бы иностранные фильмы об этом.

— Так это ино-стран-ные! А у нас если и есть, то… не должно быть!

— Бывает и у нас такое.

— Не должно быть!

— Но ведь бывает!

Оба незаметно для себя разгорячились. Арман неожиданно хлопнул ладонью по столу.

— Это невозможно! — крикнул он, вытаращив глаза на дружка. — Если и бывают такие дети, то это не люди!

Жаксыбай спохватился и деланно засмеялся.

— Конечно, конечно, — миролюбиво заговорил он, — о чем разговор! — И вдруг весь засиял: — Смотри, смотри, какая краля! Да она не сводит с нас глаз!

Все еще озлобленный, Арман повернул голову в сторону, куда указывал Жаксыбай. От неожиданности он почти задрожал. Несколько парней в накрахмаленных сорочках и знакомая ему компания женщин сидели за столом в центре зала. Среди них — Биби. Заметив, что Арман узнал ее, Биби поднялась и медленно, будто нехотя, пошла к нему, обращая на себя внимание окружающих.

— Здорово, Армаш! — поприветствовала она небрежно, пододвинула поближе стул и, не ожидая приглашения, села. — Сочувствую твоему горю. Приходила к вам, хотела поддержать в трудную минуту. Но… хозяйка у тебя лютая. Накинулась и выгнала меня.

— Знаю… Чего человек не сделает в горе.

— Она в горе, а я радуюсь, что ли? Человек в любом случае должен уметь себя держать.

Заиграла музыка.

— Потанцуем? — предложила Биби.

Он почувствовал, что пьян, — не стоило бы идти танцевать, и потом… эта Биби… Но женщина уже ухватила его за руки и вывела на середину зала. Он не сопротивлялся.

— Я такая несчастная, — говорила она тихо.

— Почему?

— Как это почему? Мать Жагыпара, как узнала о смерти твоей матери, тоже чуть не умерла от приступа. Сыночек ее во всем обвинил меня и потребовал развод. После суда взял свою старуху и укатил куда-то. Представь, у кого-то больное сердце, а я виновата…

Оркестр играл какую-то сентиментальную мелодию. Биби, качаясь в медленном ритме, шепотом продолжала приговаривать в такт плавным па:

— Я такая несчастная… Осталась одна на всем белом свете!

Арман молчал, пожимая ее руки. Он толком не знал, что сказать, чем утешить Биби. Собственное горе, еще не растаявшее в груди, сжимало сердце…

— Конечно, — ворковала между тем Биби, — если подумать, то я не такая уж и несчастная. — Она заглядывала ему в глаза, ловила его взгляд: — У меня есть мой Арман. Правда ведь? А я… Только ради тебя и развелась с Жагыпаром…

Из ресторана они ушли вместе. Ни завтра, ни послезавтра ни домой, ни на работу Арман не явился.

Казахи говорят: «Что увидит птенец в гнезде, то он и будет делать, когда вылетит». Не случайно родилась народная мудрость. Пример старших в семье заразителен. Хороший пример — дети растут здоровыми душой и телом, дурной пример — знай, что пойдут по жизни, как говорится, с вывихом в душе. Характер, привычки старших, их взгляды на жизнь — все с жадностью впитывают ребятишки. И, будучи взрослыми, делают свои выводы, дают свою оценку поступкам родителей.