Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

С полмесяца он снова болтался без дела, потом по протекции отца Биби устроился в музей. Однако долго не продержался и тут. Ему казалось противоестественным с утра до вечера быть привязанным к одному занятию. И вместо того чтобы специализироваться на новой работе в музее, просто-напросто перестал туда ходить. Он знал, что тонет, но бороться с самим собой у него не было сил.

Арман запил. Нет, Биби было вовсе не до него. У той появились свои заботы, свои интересы и развлечения. Так прошло еще несколько месяцев. Отношение родителей к молодой паре резко изменилось. Особенно озлобилась против зятя мать Биби. Что было делать Арману? Попросить еще раз тестя: мол, устройте на работу — стыдно. Да и бесполезно все это — осознавал Арман. Он находился на распутье, не в силах сам помочь себе. В этот-то момент Биби и сообщила ему как о давно решенном:

— Пора расставаться. Ты мешаешь мне устроить жизнь. Я встретила наконец настоящего человека. — Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она спокойно продолжала накладывать на лицо крем…

Удивительно! Если бы Биби сказала это с вызовом или со злом, он, может, и завелся бы. Но сейчас отреагировал — точно как и она. Ни злости, ни волнения. Будто он уже знал, слышал от нее эти слова. Куда же подевалась любовь, трепетавшая в их сердцах всего несколько месяцев назад?! Ведь ради этого чувства он бросил Жаннат, сыновей и поехал сюда за Биби! Неужели чувство было ложным? Сейчас вдруг вспомнилось, как он впервые встретил Биби, как решил, что нашел в ней не только женщину, но и друга, единомышленника. У них были одинаковые взгляды на жизнь… Беда, конечно, что он ни разу не подумал, насколько правильны были эти взгляды на жизнь.

И все-таки Арман не предполагал, что расставаться с Биби ему придется вот так. Он молчал, озадаченный обыденностью тона своей бывшей возлюбленной.

— Я знаю, тебе придется туго, — равнодушно, почти безучастно говорила между тем Биби.

— Почему это? — попытался он хоть что-то возразить.

— Ну, как ни говори, а любили же друг друга… Да и денег у тебя нет. — Исчезли и кокетство, и голос воркующей голубки. — Мой папан подбросит монеты на дорогу, лишь бы ты побыстрее отчаливал отсюда.

Взгляд Армана упал на зеркало, и он не узнал в нем себя. После многодневной пьянки лицо было отечным. Рубашка несвежая, помятая. А темно-синий костюм — один стыд… Только название, что костюм. Весь лоснился, на рукавах и бортах пятна не то от вина, не то от еды… Вспомнил, как радовалась мать, когда купили этот костюм! Как бережно — не сжечь бы, не испортить — его утюжила Жаннат…

Он холодным взглядом окинул стоявшую рядом с ним — теперь чужую — женщину. По ее виду нельзя было даже сказать, что она в горе от разлуки с человеком, которого еще вчера любила. Злость на себя и Биби переполнила сердце Армана. Он поднялся с места:

— Я не нуждаюсь в помощи твоего отца! В Кайракты доберусь и без вас. — Он в сердцах плюнул и пошел из этого опостылевшего дома.

— Фу, Армашка… — лениво протянула Биби. — Какой невоспитанный…

Арман занял денег у знакомого своего отчима и самолетом прилетел в Кайракты. День был, как обычно ранней осенью в этих местах, жаркий и душный. Арман пришел к автобусной остановке, присел на скамейку. Несколько автобусов уже ушло в город, он пропустил их. Сидел и думал: «Куда поехать? Домой?» Но как он переступит порог? Один вид чего стоит, а дела — и того хуже…

Предположим, он отбросит стыд и, закрыв на все глаза, придет в дом. Но что делать, если Жаннат просто-напросто выгонит его?! Ведь за эти долгие месяцы она могла и устроить свою судьбу — выйти замуж!

«Не-ет, нет, только не Жаннат!» Он бессмысленно смотрел на землю, на небо, на чуть шелестящие, словно что-то нашептывающие ему карагачи над головой. Ответа не находил. «Действительно, куда же поехать? Хоть ложись на этом месте — и умирай!»

Он испугался этой своей мысли о смерти. «Нет, нет, — произнес вслух, будто уговаривая себя, — умирать еще рано! Не жил еще вовсе! Тьфу, какая чепуха лезет в голову! »

Перебрав все варианты, представив и их последствия, Арман выбрал один — поехал к Жаксыбаю. Как говорят, рыбак рыбака видит издалека. Он решил, что друг по несчастью лучше всех поймет его теперешнее состояние.

Жаксыбай был дома. Он переживал тот период, когда, разведясь с очередной женой, еще не успел найти новую подругу. Не очень-то обрадовало дружка появление в его доме помятого и опустившегося Армана. Кроме того, хозяин сразу определил, что в карманах этого пьянчужки гуляет ветер, что за душою у него нет и ломаного гроша. Поэтому первым желанием Жаксыбая было во что бы то ни стало отделаться от Армана. Но… не скажешь же сразу «уходи!». Как-никак, а было у них что-то общее. И Жаксыбай вскипятил чай, вылил в рюмку Армана немного водки, оставшейся в бутылке после вчерашней попойки.

Арман принял все это с благодарностью. По телу разлилось блаженное тепло, настроение поднялось. У него появилась жгучая потребность рассказать другу обо всем, что с ним случилось. В конце он стыдливо попросил:

— Пока чуть огляжусь и подыщу работу, разреши пожить у тебя?

— Живи, — нехотя ответил Жаксыбай. — Только… договоримся. Примерно через день в вечерние часы ты у меня не появляйся. Гуляй где хочешь, а в дом не заходи. Согласен на такое предложение?

— Хорошо, — покорно кивнул головою Арман, догадываясь, почему вот так, по расписанию, его выставляют за дверь.

— Сегодня ты тоже исчезнешь.

— Хорошо.

Днем Жаксыбая дома не бывает. Он весь в бегах, весь в работе — без устали строчит какие-то сценарии и монтажи для дворцов культуры и клубов, составляет либретто для танцевальных коллективов, интермедии, скетчи и прочее. Но уж коли заколотил копейку, тут же находит какую-нибудь знакомую девицу и прямиком тащит ее в ресторан.

Дня три Арман не выходил из дома Жаксыбая, кроме тех, оговоренных при первой встрече, часов. Он отоспался, привел себя в порядок. Старался не пить — да и Жаксыбай не особенно был с ним щедр в этом отношении. Наконец стал думать, куда пойти на работу.

И вот однажды, вынужденно прогуливаясь по улицам, все в те же оговоренные вечерние часы, Арман лицом к лицу столкнулся… с Ахметкали. Хотел было пройти, но старый рабочий сразу узнал его:

— Дорогой мой! Да ты ли это, Арманжа-ан? — говорил обрадованно мастер.

«Арманжан!» — отозвалось в сердце парня, и оно заныло. Так всегда называла его мать. Арманжан… Сейчас это теплое, ласковое обращение, произнесенное устами старого Ахметкали, снова воскресило былое. И, словно вылетевшие стаей веселые птицы, перед Арманом мигом пронеслись его беззаботные, счастливые дни. На глаза навернулись слезы. Он постеснялся даже взглянуть на старого рабочего и только ответил голосом, полным неутешных страданий: