Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Однажды он сказал:

— Смотрю я на тебя и вижу — не нравится тебе эта работа. Может, пойдешь куда-нибудь в другое место трудиться?

— Не знаю…

— А кто же знает? Ты взрослый. Помню, обещал помочь тебе в учебе. Так вот, готовься. Я говорил с одним скульптором, он хочет встретиться с тобой.

Арман почувствовал, как сердце отчаянно забилось в груди. Да, он рад решению Ахметкали.

Назавтра мастер вызвал такси, заехал за своим знакомым скульптором и повез его на кладбище. Там показал памятник, сделанный Арманом.

— Ну что ж, — сказал скульптор. — Сразу, конечно, видно, что работал не мастер. Но парню надо учиться. Вот только семейному человеку трудновато будет в том смысле, что стипендия в училище небольшая. Взять бы его учеником к себе, но… у нас не положено по штату. Я помощника себе еле-еле добился.

Новая задача встала перед Ахметкали. Он решил, что и дальше будет бороться за Армана.

Нельзя сказать, что это было легко, но мастер добился своего. Вскоре Армана разрешили принять на работу. Ахметкали сам привел его к скульптору в мастерскую.

— Раньше казах, отдавая в учение сына, обычно говорил мулле: «Мясо твое, кости — мои, только научи его читать». Я почти так же прошу: «Не жалейте его, хоть и устали руки — пусть лепит, хоть и устала голова — пусть думает. Лишь бы научился мастерству».

Ахметкали продолжил это свое почти торжественное напутствие, теперь уже обратившись к Арману:

— Повторяю еще раз — судьба в твоих руках. И от того, как будешь учиться, зависит — станешь ли ты человеком. Ну, а если понадоблюсь, двери моего дома всегда для тебя открыты.

Ахметкали попрощался и ушел.

Скульптор и его новый ученик в тот же день приступили к делу. Скоро Арман понял, в чем заключается особенность работы тем или другим инструментом, узнал основные способы резьбы и рубки изображений на камне. Да и сам камень требовал пристального внимания. «Один, — пояснил ему мастер, — лучше использовать для изображения на нем людей, другой — птиц и зверей. Важно учитывать свойства камня: хрупкий он или прочный, стойкий против жары и холода или нет, каков его удельный вес, помнить, в какой климатической зоне лучше использовать гранит или мрамор».

Так Арман усваивал азбуку работы скульптора. Постепенно трудное искусство захватывало его все больше. Хотелось самостоятельно, своими руками выполнить какое-то задание. Скульптор приметил нетерпение ученика.

— Не торопись, мой джигит, не торопись, — говорил он Арману. — Скоро, возможно, и ты порадуешь нас своим мастерством…

Однажды, когда они работали над одним очень ответственным заказом, в мастерскую вошел бородатый мужчина. Бледное лицо его было покрыто лучами мелких морщин. На парусиновых брюках и вытертом на плечах пиджаке — сплошь разноцветные пятна от масляной краски. На голове бородача старый-престарый берет.

— Привет моим дорогим труженикам! — бодро вскинул руку мужчина.

Скульптор обернулся:

— Приветствуем тебя! Что, вышел на работу?

— Вроде бы так.

— Долгонько тебя продержали в твоих пенатах.

— Да, вылечился от одной хвори, привязалась другая — радикулит.

— Известно, какой у тебя радикулит.

— Можешь, маэстро, квалифицировать как угодно.

Скульптор произнес в расстройстве:

— Сведешь ты себя в могилу, помяни мое слово…

Человек заинтересовал Армана. Вот сейчас он прищурился с хитрецой и произнес:

— Э-э, все равно умирать.

Ничего не ответил на эти слова старый мастер. Только предложил:

— Вот, знакомься, дали ученика. Обещает быть настоящим специалистом.

— А-а, вон оно что… — На мгновение лицо мужчины приобрело довольное выражение и тотчас — снова как морщинистая маска. — А я подумал, что на мое место приняли другого…

Скульптор рассмеялся:

— Будешь так пить, доживешь и до этого дня.

Засмеялся и мужчина:

— С тобой спорить бесполезно, ты же начальство! А начальству, говорят, всегда виднее.

Мастер, и на этот раз ничего не ответив, обратился к Арману:

— Теперь можно познакомить и тебя. Это мой помощник Моисей.

— Не спутай, малый! Не святой Моисей, а… пьяница и неоцененный кладезь таланта.

Скульптор отошел от фигуры, которую лили из гипса, вытирая руки, сказал:

— Раз вышел на работу, то приступай, бери эскизы и доделывай модель. Подключи к работе и Армана… А мне надо по делам в горсовет.

Моисей взял ватман, внимательно стал рассматривать эскизы, что-то напевая себе под нос. Затем поставил эскизы к стене и спросил Армана:

— Знаком со скульптурами Микеланджело и Родена?

— Нет…

— Даже не видел их репродукций?

— Не видел.

— Вот чудеса! — удивился Моисей. — Не видел этих великих творений и уже мечтает стать мастером. О бедное искусство! Даже и не подозревая о твоих великих секретах, каждый, кто только вздумает, лезет в мастера. И такой, с позволения сказать, скульптор затем наводняет парки, скверы и улицы теннисистками с ногами слона и бедрами едильбаевской овцы!

Он выкрикнул все это зло, быстро и так же быстро смолк. Посмотрел снова на Армана, весело засмеялся:

— Ничего, не довелось видеть Микеланджело и Родена, и не надо. Вместо них перед тобою сам Моисей. У него, брат, тоже полезно кое-чему поучиться. Главное, чтобы у тебя самого был талант и умение видеть и ценить истинную красоту.

Моисей надел свой видавший виды черный халат, засучил рукава и принялся за работу. Руки его заиграли, гипс стал податливым.

— Здорово! — зачарованно говорил Арман.

— Что здорово? — не совсем понял его Моисей.

— Здорово вы работаете!

— Э-э, дорогой! Если бы у меня не было мастерства, разве меня держали бы на работе?

В последующие дни Арман все больше убеждался, что Моисей действительно мастер золотые руки, а кроме того — шутник и человек широкой натуры. Он говорил своему ученику:

— Искусство подвластно только талантливым людям. Но таланту научиться нельзя, с ним надо родиться.

— А искусству?

— Да как ни крути, а коли нет божьей искры в душе, то ни художника, ни скульптора из такого человека не получится.

Однажды Моисей работал особенно вдохновенно, а когда закончил, отвернулся на стуле и так сидел, словно враз состарившись и потеряв интерес ко всему окружающему. Потом, очнувшись от забытья, взглянул на Армана:

— И сколько же ты даешь мне лет?

Арман, все еще находясь под впечатлением виденного, постарался ответить искренне:

— Думаю, только сорок.

Заведующий мастерской и Моисей переглянулись.

— Угадал! — сквозь смех сказал Моисей. И потом серьезно добавил: — Мне, старина, двадцать восемь недавно исполнилось.

— Шутите? Неужели всего на год старше меня?

— Выгляжу я старым, сам знаю. Это оттого, что умный очень.