Марк Еленин - Добрый деловой человек

Но оскорбленный Шемякин не пожелал в рядовые, не просил оставить его на стройке в любой должности.

Заключая вопрос повестки дня, Базанов мало говорил о Шемякине. Он говорил о моральном климате в коллективе, о взаимоотношениях людей, о проблеме руководства, исключающего появление и расцвет Шемякиных и им подобных. И все поняли: секретарь парткома целится в Богина, обращается к нему, призывая сделать выводы из случившегося, предупреждает. И Богин, конечно, это понял. Все члены парткома единогласно проголосовали за предложение Базанова: вынести Шемякину выговор, провести финансовую ревизию его деятельности и в случае нарушений поставить вопрос перед руководством о невозможности его пребывания на посту начальника отдела.

Бухгалтерская ревизия не обнаружила ничего серьезного, хотя и установила факты нарушения различных инструкций и неправомочность ряда сделок, произведенных Шемякиным. На него был сделан начет. Матвею Васильевичу предстояло выплатить около трехсот рублей. Партийное собрание коммунистов управления строительства утвердило решение парткома. Шемякину предложили несколько скромных должностей. Он сдал, утратил сановную осанку, хотя духом и не пал, держался на людях бодро, говорил, что уезжает в областной центр, где ему устроиться теперь на работу — не проблема (вот она, реальная польза его трудовой деятельности не для стройки, а для себя). И, снявшись с учета, даже пришел в партком попрощаться. Пожал руку Надежде Витальевне, Базанову, сказал вкрадчиво:

— Ваша взяла, Глеб Семенович. Хороший вы мне урок преподали, спасибо. И будто вы правы кругом, а я кругом не прав. Но скажу: вы — теоретик в жизни, мы — практики. Думаете, обижаюсь, что ОН меня с потрохами продал и вам на съедение отдал? Нисколько! И я так точно поступил бы — раз интересы дела требуют… Счастливо вам тут работать. Спасибо этому, дому, а мы к другому.

— Куда же? — спросил Глеб.

Шемякин не стал конкретизировать, сказал туманно:

— Иду на невеликую должность.

— Но разве вы на ней остановитесь, Матвей Васильевич?

— Теперь я далеко вперед не загадываю: научили. — И он вышел…

— Неприятный человек, — заметила Надежда Витальевна, разгоняя обеими руками облако табачного дыма.

— Это не человек, а тип, явление, — сказал Базанов. — Будет существовать до тех пор, пока существует питательная среда и спрос на таких людей у руководителей типа Богина.

— Но вы думаете, Степан Иванович… он не сделал для себя правильных выводов? И история с Шемякиным не научила его?

— Чему-то, конечно, научила. Не без этого. Но знаете, в чем наша беда? Без Шемякина нам действительно будет трудно с маттехснабжением. В первое время особенно — это уже точно.

— Но что же делать?

— Думаю, Степан Иванович в самом скором времени начнет внимательно и придирчиво подбирать себе нового Шемякина, только более изворотливого, умного и тонкого, чем прежний.

— Может, вызвать вам Степана Ивановича на доверительный разговор? Постараться как-то убедить его, объяснить, предостеречь, наконец.

— Ах, Надежда Витальевна! Человек вы мой дорогой! Разве Степана Ивановича может кто-нибудь убедить! Приказать ему можно, да. А убедить — нет. Его надо держать за обе руки и бороться с ним. Каждый день, по десять раз в день. И не уступать в принципиальных вопросах ни вот столько, — он показал ноготь мизинца.

— Да что вы говорите?

— Да, да, Надежда Витальевна, — твердо сказал Базанов. — Этот метод сотрудничества я выстрадал. И уверен в нем. Богин понимает только это. Мы и дальше отлично будем сосуществовать. Вы же не станете отрицать — он хороший инженер. Он построит комбинат и город. Его энергией можно было бы крутить вполне приличную электростанцию вроде Днепрогэса.

Шемякин вскоре уехал со стройки. А вместе с ним исчезла и богинская секретарша. Связывая воедино эти два факта, знатоки, усмехаясь, утверждали: тут дело нечисто, не иначе, потеряв надежду устроить свои дела, он, вероятно, принялся за устройство дел личных — куда же ему девать активность и неуемную свою жизненную силу?..

Отдел маттехснабжения остался без начальника. И это незамедлительно сказалось на разных участках строительства: главный диспетчер Прокопенко, которому ежедневно приходилось отбрехиваться за отсутствие своевременных поставок, за недокомплект механизмов и оборудования, за невыполнение обязательств, вконец сорвал голос.

Богин злился, требовал от Базанова и Мостового достойной кандидатуры — человека, способного заменить Шемякина, по всем статьям угодного одновременно парткому и руководству стройки.

Маттехснабжение хромало уже на обе ноги.

В конце концов временно уговорили возглавить отдел Ашота Азизяна. Тот ежевечерне прибегал в балок к Базанову, чтобы пожаловаться и выплакаться у него на груди. Нет, Азизян не «тянул». А подходящей кандидатуры все не было. Хоть бросайся вдогонку за Шемякиным.

В конце января покинула Солнечный и Инесса Филипповна. Город ей безоговорочно понравился, и она отправилась готовиться к окончательному и скорому переезду сюда. Богин, освободившись от жены, казалось, стал и ночевать в управленческом кабинете. Он словно наверстывал время, отданное не комбинату, а супруге. И не вспоминал о ней, вроде бы ее и не существовало. Ни писем, ни телеграмм. Лишь изредка — короткие телефонные разговоры. Базанов недоумевал: такую семейную пару он встречал впервые в жизни — какие-то странные, необъяснимые люди. Близкие, родные, вроде бы любящие друг друга, и совсем чужие, способные на столь долгую, постоянную и, в сущности, ничем не оправданную разлуку… Однажды он попытался затеять разговор на эту тему, но Богин посмотрел на него укоризненно и на разговор не пошел…

Наступила весна. Пора желанного тепла, ласкового, а не обжигающего солнца. Пора торжествующей зелени, когда безжизненные пески покрываются яркими и пестрыми коврами и даже, как говорят в шутку, деревянные заборы расцветают и каждая палка, воткнутая в землю, готова вот-вот выбросить нежно-зеленые побеги.

В начале апреля Базанов собрался на пленум областного комитета партии, членом которого он являлся. Глеб решил ехать на машине с Зайончковским, чтобы дать себе хоть какую-то разрядку, а заодно и подготовиться к выступлению.

Шофер, против обыкновения, был неразговорчив и хмур. Веснушки ярко выступили на его лице. Глеб поинтересовался было о причине плохого настроения, попытался разговорить парня, но тот ответил лишь, что виной всему дела сердечные и весна, все это должно переживаться молча, и отвернулся, сделал вид, что внимательно всматривается в дорогу.

— А я-то думал, поговорим, — сказал Глеб.