Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

— Глупенькая ты, — снова засмеялся Искандер. — Пей чай, пока не остыл.

Они пили чай и беспечно болтали, как школьники. Прощаясь, он сказал Тамаре:

— Знаешь, пока сидели с тобой, мне пришла одна мысль. Нет, сейчас не буду рассказывать. Завтра…

Он надел туфли и пошел к механику Игорю Шерстобитову.

— Игорь, спишь? — тихо спросил он и постучал в стекло. В вагончике кто-то заворочался, встал и пошел к двери.

Через два дня на дне Шаги-Султановской балки собрались Зуфар Набиевич, Игорь, Искандер, несколько рабочих и Тамара. День был пасмурный, ветреный, в разрывах между туч иногда появлялся желтый диск солнца. Тамара зябла и заслонялась от ветра воротником куртки.

Искужин стоял в стороне и с недоверием разглядывал шланговый противогаз, привезенный Игорем.

Двое рабочих быстро собрали газорезку и, встав по обе стороны трубы, включили горелки. Искандер надел поверх брюк брезентовые штаны, Тамара помогла ему влезть в жесткую рабочую куртку.

— Давай я полезу первым, — в который раз начал Искужин. — Моя работа…

— Успеешь, — отрезал Искандер. — Помоги-ка размотать веревку.

Искужин бросился к бухте, вытащил конец и завязал его свободным узлом на поясе Искандера.

Рабочие разрезали злополучный участок нефтепровода и ломами растащили трубы в разные стороны.

— Если два раза дерну за веревку, то… — Искандер значительно посмотрел на Зуфара Набиевича — …вытягивайте.

Искандер намотал на руку кабель с электрододержателем и полез в трубу. Вскоре сварочный агрегат, будто проснувшись, заработал громче и учащенней.

— Варит… — сказала Тамара и заглянула в трубу. В кромешной тьме, далеко отсюда, ярко полыхала огнем электрическая дуга. Из трубы медленно пополз дымок. Зуфар Набиевич внимательно наблюдал за веревкой, выползающей из чрева трубы.

Дым пополз гуще. Агрегат работал на предельных оборотах.

Минут через пятнадцать из трубы, обессиленный и мокрый, вылез Искандер.

— Пекло… — сказал он и повалился в траву. — Работать можно, только надо почаще меняться.

Искужин натянул на голову противогаз, расправил шланги и нырнул в трубу. Одетые в брезентовку, ждали своей очереди сварщики Миша Громов и маленький, очень подвижный Виктор Трясогузов.

Работали до ночи. Тамара ходила в сумерках вдоль трубы и с интересом наблюдала, как круглым красным пятном светится труба в месте сварки. Искужин накинул ей на плечи свою широкую брезентовку, Тамара пряталась в ней от ветра и, согреваясь, думала, что вот и развязался участок с этой злосчастной балкой.

Домой ехали в автобусе. Зуфар Набиевич сидел позади шофера и молчал. По его старому лицу непонятно было, считает ли он сегодняшний день удачным или просто-напросто полагает, что еще одной суетой в жизни меньше.

Фарит Искужин обернулся к Искандеру, но, увидев, что у него на плече спит Тамара, вздохнул от сожаления. Ему хотелось поговорить.

— Эх, земляк, — сказал он, отворачиваясь. — Чего в нашей жизни не бывает, чего не случается. Искужин еще покажет себя в работе… Еще как покажет!

В последний раз Искандер вез на своей машине Тамару. Она сидела, вжавшись в угол кабины, и смотрела вперед, выше дороги.

Было прохладно. Вечером прошел холодный сентябрьский ливень и сбил с дороги толстый слой пыли. По дну овражков бежали ручейки — в горах наступал сезон затяжных дождей.

Искандер и Тамара молчали. Все было сказано вечером. Тамара сообщила, что утром уезжает. Искандер хоть и догадывался об этом, но все же новость больно задела его. Тамара взглянула на его изменившееся лицо, обняла за плечи и, плача, стала целовать в губы. Искандер понял, что худшее впереди.

Теперь он знал, что у Тамары есть парень, он учится в том же институте, курсом старше.

«Я проклинала свою практику, она мне казалась такой скучной, — говорила она, не отпуская его плеч. — Люди здесь похожи друг на друга, думалось мне, как похожи эти рыжие трубы, отношения их просты и неинтересны. Но потом началось с этой балкой… Я решила, что все против тебя: и начальник, и рабочие, и даже их жены, и что все они хотят обмануть тебя, подвести к беде. Когда Зуфар Набиевич выгнал меня из кабинета, а потом обозвал ненормальной, то есть дурой, — я обрадовалась. Выходит, я что-то значу, со мной считаются.

И вот я незаметно привязалась к делу, к городку и, конечно, к тебе…»

Искандер внезапно замкнулся и молчал весь вечер. Глухое равнодушие к себе, к тому, что он незаметно для себя растил в душе, не отпускало и теперь. Он смутно чувствовал, что когда-нибудь, а может, всю жизнь, будет горько жалеть, что вот так просто, молча и безропотно, отдал любимую девушку другому. А тот, другой, любит ли ее так, как успел полюбить он?

Они остановились у Шаги-Султановской балки. Давно утихли страсти вокруг этого безымянного участка нефтепровода. Укутанные в изоляцию трубы лежали под землей, и по ним уже шла туго спрессованная нефть. Рабочие улыбаются, вспоминая этот горячий сезон. Часто напоминают они друг другу, как в дыму и чаду доваривали изнутри трубы. И сам Фарит Искужин усмехается и говорит в смущении: «Чего, земляки, не бывает в нашей жизни…»

Искандер посмотрел сбоку на тонкий, чистый профиль лица Тамары, подумал: «Вот сейчас взять это родное лицо в руки и сказать обо всем. Сказать, что это она дала ему силы, и он никому не позволил сломать себя в этой истории с Шаги-Султановской балкой. И как ему будет неуютно и трудно жить дальше без нее…»

Он сделал было движение к девушке. Тамара, улыбаясь, повернула к нему голову, подождала, но он снова замкнулся.

— Что ж, поехали… — вздохнула она и, оглядев в последний раз балку, попрощалась с ней, как с живым человеком: сняла с головы косынку и помахала ею с подножки машины.

МАТЬ: — В тот год мне исполнилось семнадцать лет, и я начинала украдкой поглядывать на наших джигитов. Они мне казались высокими, стройными и красивыми. Но в начале лета моя тетя Райса-апа и я ездили в большой аул на ярмарку, и мне стало неловко за моих ровесников. На ярмарке собралась молодежь из многих аулов. Наши джигиты уступали им в росте и силе. Но не это бросалось в глаза. Парни и молодые мужчины из Нугая мало двигались, ходили вяло, вразвалку, вид имели сонный, ко всему равнодушный, словно в их жилах текла не горячая кровь, а крепко заваренный чай. Трудно было раззадорить, разозлить их, собрать на какое-то общее дело. Чужие джигиты минуты не могли усидеть на месте, им надо было куда-то бежать, скакать, рассориться из-за пустяка и затеять драку. Взгляды их, горячие, дерзкие, смущали меня, и я ни на шаг не отставала от тетки.