Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

Сестра, укрытая ватным одеялом, слабо улыбаясь, глядела на Рафаила.

— Переживаешь? — спросила она. — А говорил, будто работа у тебя хорошая.

— Если б работа была мне не по душе, я б на копейку не переживал, — сказал Рафаил. — Но как бы хорошо ни шло дело сегодня, хочется, чтоб завтра оно выросло на голову.

— Ты б, Рафаил, проведал племянника. Ждет он.

Харрас встретил на улице.

— Проходите, Рафаил-абый, проходите, — кричал он широко распахивая ворота.

— Я б и в калитке не застрял, — удивился Рафаил, проходя в ворота.

— Не могу уважаемого гостя пропускать через калитку, — возразил Харрас и, взбежав на крыльцо, рванул перед Рафаилом дверь.

— Что ты мне боярские почести устраиваешь? — возмутился Рафаил, глядя на расторопного, веселого племянника.

В доме ждала нарядно одетая жена Харраса. Рафаил быстро оглядел молодую невестку. Она была хорошо сложена. Узкая юбка туго облегала ее длинные бедра. Концом пуховой шали невестка как бы стыдливо скрывала полную грудь.

«Красавица!» — одобрил про себя невестку Рафаил и, здороваясь за руку, посмотрел ей в глаза.

— Зубаржат, — представилась она, кольнув гостя взглядом умных, внимательных глаз. — Проходите, Рафаил Каримович, будьте нашим дорогим гостем.

По тому, как невестка назвала его по имени-отчеству, Рафаил понял, что Зубаржат из городских.

Он уселся на мягкий стул и оглядел дом. Хорошо жил Харрас. Мебели мало, но подобрана она была и расставлена со вкусом. На полу лежал роскошный палас. Вдоль стен тянулись крашеные трубы отопления, в чистенькой кухне стоял газонагреватель и не было обычной для аулов громадной печи с вмазанным в нее чугунным казаном, где нагревалась вода для хозяйских нужд. В детской, за шифоньером, спала в коляске девочка.

«В прошлый мой приезд Харрас жил с матерью, — подумал Рафаил, глядя на полугодовалого ребенка. — Он успел построить дом и обзавестись семьей. Как я долго не был у сестры».

Невестка вынесла из кухни миску с дымящимся мясом, тарелки, ложки, достала каравай хлеба и стала резать. Нож был тупой, и плотный хлеб поддавался туго.

«У нас в городе хлеб режут мужчины», — хотел подсказать Рафаил, но, боясь обидеть племянника, промолчал. Вместо этого он отобрал нож и каравай у невестки и стал резать сам. Молодая женщина улыбнулась.

— Фельдшером Зубаржат работает, — сообщил Харрас, открывая бутылку с водкой. — Как приехала к нам два года назад, так никто из парней не смел подступиться. Один я не растерялся. И за что ты меня полюбила?

— Не полюбила я тебя вовсе, — сказала Зубаржат со скукой и оглядела стол.

— Что же замуж выходила?

— По молодости, по дурости моей, — отвечала Зубаржат без улыбки.

Харрас засмеялся и тоже оглядел стол.

— Как же, рассказывай. — Он повернулся к дяде: — Я своей Зубаржат никакой тяжелой работы не даю. Газ провел в дом, нагреватель поставил. Никаких дров! А ведь их таскать из сарая приходилось раньше, грязь была, сырость. Вот еще хочу ванну поставить, чтоб в любой день можно было б искупаться. Здорово, а? Корову перестал держать, молоко в колхозе покупаю. Оставили для приличия кур, немного гусей, две овечки. И то сам ухаживаю за ними.

— В достатке живете, — похвалил Рафаил. — Мой брат Иргали мог только мечтать о такой жизни.

— Спасибо, дядя, на добром слове, — обрадовался Харрас. — Я уж в глаза Зубаржат каждую минуту заглядываю — как бы еще угодить…

— Мне угождать не надо, — сказала Зубаржат, кутаясь в шаль. — Я жить хочу.

— Кто тебе мешает жить? — нахмурился Харрас и обратился к дяде: — Бывают у нас маленькие ссоры. Молодая, образованная — все хочется ей чего-то такого интересного. А чего душа у нее просит — сама не понимает. Ну да ладно. Что-то вы, Рафаил-абый, не пьете, не кушаете.

Харрас отставил рюмку и оглядел комнату. Зубаржат готовила чай на кухне.

— Чего ей надо, не пойму, — тихо сказал Харрас. — Вот вы, городской человек, подскажите, чего ей надо?

Он посмотрел на дядю, но тот молча прожевывал мясо.

— Я работаю механизатором, зарабатываю, как в городе, но имею на эти деньги больше, чем любой из ваших рабочих. Продукты у меня или свои, или в колхозе покупаю по себестоимости, по дешевке то есть. Денег у нас остается и на хорошую одежду, вещи, и на книжку ложим. Захочу, года через два куплю автомашину. Ну, чего ей надо?

— Может, ей не нравится так жить? — осторожно спросил Рафаил. — Вот как ты думаешь, любой городской рабочий, который живет хуже тебя, поменяется с тобой местом?

— Не поменяется.

— Почему?

— Не знаю, — сказал Харрас. — Хотя, зачем он сюда поедет? Ведь тут нужно пахать, тут, брат, надо сеять. Горб надо рвать, Рафаил-абый. Он, твой городской рабочий, изнеженный человек, перерабатывать не желает. Да он у себя там, в городе, за одни харчи будет трудиться, но сюда, на мое место, не поедет.

— Пахарь нашелся! — Рафаил изумленно стукнул по столу вилкой. — Ты чем плуг таскаешь?

— Трактором, конечно.

— Горб на мягком, кожаном кресле тешишь? Твой трактор долго делать надо. Мы там, в городе, за станочком восемь часов стоим. И продукты не задарма получаем, а за кровную зарплату. Ты тут обленился, уже и корову держать не хочешь. Сегодня какой день?

— Четверг, — Харрас растерялся.

— Почему ты не на работе?

— Дык… какая сейчас работа? Корма я на той неделе еще привез. Пахать пока не требуется…

— Но зарплата-то идет? И немалая, говоришь. Так ты до весны и будешь прохлаждаться? Летом, конечно, поработаешь, там сам бог велел. Осенью жарко станет — городских позовем, побросают они свои станки и понаедут. Так? Жрать-то они умеют, вот пусть и поработают.

— Что ты хочешь сказать? — обозлился Харрас.

— А то хочу сказать, дорогой племяш, что живешь ты в долг. Не твоя это вина, но и не твоя заслуга. Потому ты и жить должен скромно, с понятием, а не бить себя в грудь и кричать, что ты пашешь за себя и за дядю.

— Я вовсе не хотел обидеть тебя.

— Да про дядю к слову пришлось.

Харрас долго молчал. Рафаил поднялся, снял пиджак и снова сел к столу.

— Рафаил-абый, сейчас ты городского человека высоко поднял. Уж не я его, а он меня будто бы кормит. Но зачем он не едет ко мне? Я, к примеру, со своей Зубаржат хоть сегодня въехал бы в его трехкомнатную квартиру. Но ты сам говоришь, не поедет он на мое место.

— Скоро, может, и поедет, — Рафаил мрачно смотрел перед собой.

— Почему тогда мне позволяют жить в долг?

— Жизнь так сложилась. Почему твой отец Иргали пахал на колхозных быках, рвал пуп, но не имел и десятой доли того, чего имеешь ты? Кстати, даже я, вдвое старше тебя, не имею цветной телевизор. Как потребитель, ты обогнал и брата твоего отца.

Ты не прочь поехать в город, но Иргали и слышать об этом не хотел. Он много работал, чтобы другим жилось лучше. Видимо, ты возвращаешь то, что он недополучил в свое время.