Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

— Паук! — вдруг закричала во сне младшая дочь, забила ногами, затрепыхалась под одеялом.

Он подбежал к детской кровати, погладил дочку, похлопал по спинке. Она затихла, будто к чему-то прислушиваясь, и он отошел было от нее, прилег и закрыл глаза. Но детский крик: «Паук! Папа, гляди, какой паук!» снова поднял его. Он взял дочку на руки, прижал к себе, но девочка беспокойно озиралась, отталкивала от себя нечто страшное, липкое. Он посадил ее на свою кровать, ласково зашептал на ухо, но девочка широко раскрытыми глазами глядела на лунный свет в окне, пугалась и шептала: «Вот он, ползет…» Тогда он сделал движение рукой, будто схватил кого-то, и махнул в сторону раскрытого окна.

— Я убил паука и выбросил на улицу, — зашептал он дочке. — Не бойся: паука больше нет.

Дочка успокоилась, но глаз не закрывала, и он положил ее рядом с собой, прикрыл одеялом.

Сна не было, и он понял, что уснет не скоро. Непонятная тревога вкралась в него, душила, мешала жить. В ночном небе низко над землей пролетали самолеты. Они поднимались с аэропорта, набирали высоту и ложились курсом на Казань и Москву. Гул турбин их ранил душу. Он пытался убедить себя, понять разумом, что пролетают над его семейным гнездом безобидные пассажирские самолеты, но как трудно убедить в этом живое сердце, когда в мире есть ракеты и атомные бомбы…

Утром он повел детей в лес, за гнилое болото, показал им убогую хижину на сваях, пристанище для грибников, косцов и одиноких путников.

Но хижина была занята. В ней сидела носатая бабуля и готовила обед для мужа, что обкашивал траву на лесных полянках.

Дети с изумлением и страхом глядели на бодрую старушку, которая, разглядев малышек, принялась зазывать их к себе. Только пример папы заставил их переступить порог и сесть за стол. Через полчаса девочки осмелели и с большим удовольствием попили чаю со свежим медом и блинами.

На обратном пути обескураженному папе пришлось сочинять новую историю о том, как зловредная старуха исправляется и больше не обижает хороших детей.

Вечером их дачное одиночество нарушилось — приехал сосед, рабочий с нефтеперерабатывающего завода.

— Мир вашему дому! — кричал он, продираясь сквозь колючую малину.

В руках сосед держал маленький полосатый арбуз.

— Встретил вашу жену на рынке, просила передать. Только-только завезли в город первую партию…

Дети, раскрыв рты, смотрели на арбуз, глаза их не верили новому счастью.

Уже в сумерках мужчины сидели на веранде и пили темно-красный горячий чай. Баязит Кадырович, просветлев лицом, сидел рядом с чайником, неспешно пил и рассуждал:

— Вчера я отстоял последнюю вахту. В цехе жара, духота нестерпимая! Газированную воду пьем ведрами — не помогает! Утром махнул на все рукой и покатил в сад. Старуха обещается приехать завтра — вечно у нее дела в городе. А я не усидел. Вышел с электрички, огляделся на лес, реку, птиц послушал. На лугу повалился в траву и стал в небо глядеть. Для чего люди придумывали рай? Он же здесь, на земле!

Роман слушал соседа, подливал ему чаю и смотрел, как идет на убыль, кончается длинный летний день, и удивлялся, что и на исходе своем не устает он давать тепло и свет.

— Кто бы знал, как мне хорошо сейчас! — тихо воскликнул Баязит Кадырович. — Этот мир будто для меня создан. Нет в нем ничего, что не нравилось бы мне. Я готов поручиться — он сделан по моему заказу. Мне не надо другой земли, другого неба, других птиц. Я удивляюсь людям, которые говорят: «Сегодня на улице плохо» или «наш город стоит на некрасивом месте». Они не любят жизнь, может, еще хуже, не понимают ее. Если на улице дождь, слякоть, задул ветер, не вини природу, а надень плащ, сапоги, возьми с собой зонт, и тебе снова будет хорошо. Я сегодня поливал цветы, яблони, вишни и думал, отчего родители мои не посоветовали мне стать садовником, лесником или землеустроителем? Я бы ухаживал за землей, собирал плоды ее и считал бы себя самым полезным человеком среди людей.

Баязит Кадырович откинулся на диване, прислушался к гомону детей в комнате и вспомнил:

— Мы с женой часто думаем, отчего вы, молодые, в отпуска врозь ходите?

— Мы хотим, чтобы наши дети больше проводили времени за городом.

— Вы молоды, сильны, вам самим еще жить да жить, а вы отдаете свое время детям, — Баязит Кадырович одобрительно глядел на соседа. — Это красиво. Человек, думающий о детях, необходим земле, ибо он глядит в будущее. Такому человеку можно доверить все. А вот наши дети далеко. Старший сын окончил военное училище, служит на южной границе. Младший после техникума уехал на Дальний Восток.

Баязит Кадырович опустил голову. Возбуждение его угасло.

— Я часто думаю о своих сыновьях. Случись что-нибудь — они первыми примут беду. Зачем и кому я, живой и невредимый, — если с моими детьми стрясется беда?

Он поднял глаза на Романа.

— Я каждый день читаю газеты. Люди где-нибудь да воюют, воюют не переставая. Разве приятно, Роман Акимович, жить в доме, вокруг которого полыхают пожары? В газетах пишут, что надо отстоять мир. А чего нас агитировать, мы и так за мир. Но вот как сделать, чтоб не было войны, чтоб мы со старухой не дрожали за сыновей? Что я могу сделать лично вот этими руками? Вот бы о чем писать…

Роман не ответил. За окном угасал еще один день, приближалась ночь, но было приятно знать, что наутро встанет горячее солнце.

— Мы со старухой хорошо получаем, — откашлявшись, заговорил вновь Баязит Кадырович. — Наши дети отказываются от помощи. На черный день мы скопили пять тысяч. Но если настанет этот черный день, кому будут нужны, кому помогут наши деньги? Я давно думаю, куда бы отдать сбережения, чтоб не было ее, проклятой…

Они выпили еще по чашке чаю, помолчали. Сосед встал и пошел к себе. Он долго, на ощупь, продирался в малине, закашлялся и уже по ту сторону горячо заговорил:

— Ведь хорошо на земле можно жить, Роман! Места и солнца хватает на всех, что еще людям надо? Если б знать, что никто не отнимет жизнь у моих детей, а им не придется убивать чужих сынов! Какая красивая была бы жизнь! А, Роман?

Сосед ушел к своему домику. Из-за реки взошла луна, и Роман, поднявшись на высокое крыльцо, долго сидел и слушал, как самозабвенно играют в комнате дети. Не было сил подняться, пойти к ним и прекратить их веселую возню…

Олег Измайлович Кузьмичев, начальник цеха металлоконструкций, любил подписывать казенные бумаги длинно и сложно: директор филиала завода крупнотоннажных конструкций О. И. Кузьмичев. При этом он кивал на город, где находился головной завод во главе с настоящим директором, который в свою очередь добивался, чтобы его предприятие именовали объединением, а его самого генеральным директором.