Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

— Кто их возьмет, — кивнул я на детали.

Он смутился:

— Уж больно хлопцы ждут на буровой.

Сверху, с вертолета увиделась буровая на берегу речки. От дощатых домиков к вертолетной площадке шел человек, поглядывая на нас снизу вверх, за ним осторожно, стараясь не попасть в грязь, ступая в следы, которые оставлял человек, ступал кот, вытянув хвост трубой.

— Во дает! — закричал мой сосед в кедах, показывая в иллюминатор. — Володя Безрук со своим Бимом.

— Вы его знаете?

— Еще бы — Север... — ответил парень.

Мы с Безруком стояли на площадке, придерживая шапки от воздушной струи, шедшей из-под винта вертолета. В открытый люк было видно, как махал рукой мой попутчик. Другой рукой он придерживал нанизанную на проволоку гирлянду деталей. Он летел дальше...

Когда вертолет поднялся в воздух и вода в лужах успокоилась, Безрук сделал шутливый жест рукой:

— Добро пожаловать к нам на Харьягу. Мы тут, можно сказать, на краю света. Дальше ничего нет: тундра и море.

Он кивнул на бескрайнюю равнину всю в блестках болот, теряющуюся за туманным горизонтом. Мы двинулись к дощатым домикам. Кот Бим не спеша, чинно следовал за нами, брезгливо отряхивая лапы, если не попадал точно в наши следы...

По-настоящему Безрук болел в своей жизни два раза. Это он так считает. Один раз — это болел небом: мечтал попасть в космонавты. Вторая «болезнь» подкралась неприметно. На родине у себя под Полтавой увидел он в степи буровую вышку. Ехал мимо, заглянул воды попить. Увидел: ребята в куртках с эмблемой на рукаве, обветренные, веселые. А главное — уверенные в себе. Вот эта уверенность, надежность больше всего покорила: таким многое по плечу. Такой вот, думалось, в жизни не потеряется.

После института Безрука направили в Ухту. (У них с Мамедовым судьба, да и характеры тоже, пожалуй, схожи). Приехал в Ухту. Отсюда его направили в экспедицию в Усинск. Тогда здесь полным ходом бурили скважины под нефть на Возейском месторождении. Поработал немного помощником мастера на буровой, и его взяли в производственный отдел. Если иметь в виду, что для буровиков Усинск — это почти столица —то оно вроде бы и хорошо, а Безрука тянет в тундру, не лежит душа до бумажек, не тот характер. Бывало, сидит по делам на какой-нибудь буровой день-два, вникает в дела, помогает ребятам, а соберется уезжать, они просят:

— Бросай свою контору, айда к нам.

Что-то их привлекало в нем самом, в его характере. Да и самого тянуло в тундру. Тут как-то позвонил начальник участка бурения:

— Володя, просился на буровую? Собирай вещички. Летим на 67-ю. В вертолете поговорим.

На 67-й сняли с работы мастера: распустил бригаду, развел прогулы, выпивки. Назначили Безрука. Ну а дальше было, как в кино: приходит в разваленное хозяйство новый руководитель и наводит порядок. Только в кино это довольно несложно, и всего за один сеанс. А в жизни, да еще на Севере, все значительно труднее.

Они еще не перевелись на Севере, эти северные волки. Этакие лихачи, бегающие из одной экспедиции в другую. Когда надо, они умеют работать и этим собственно и «давят» на начальство. «Не нравится — увольняй. В другом месте с руками возьмут». И мастер терпит и идет у такого на поводу: что поделать, рабочих не хватает. А тот дело-то делает, да воду мутит. Был такой и на 67-й. Начальник участка, когда летели еще в вертолете, предупредил:

— Там есть такой Кулинчик. Ты с ним того, поосторожней. Он — «волк», но дело знает здорово.

Дела на буровой из рук вон плохи. План не выполнялся, заработки снизились. Кулинчик забастовал:

— Это что ж за мастер, — открыто говорил он про Безрука. — По одной фамилии уже судить можно. Что он понимает, конторская крыса?

Безрук без лишних рассуждений сказал ему:

— Ты, Кулинчик, с первым вертолетом улетаешь, я тебя от работы отстраняю.

— Да ты что, — опешил тот. — Я ж профессор бурения. Да без меня...

— На профессора ведь учатся? Научимся и мы. Вон Володю Молокова подучу, хотя он и дизелист.

Были еще два «волка», которые решили: что нам надрываться? План восемьдесят процентов имеем? Нам и на тарифе хорошо. И в самом деле: пить, есть дают. Тепло, светло. Телевизор в красном уголке. В свободное время — рыбалка в двух шагах. Но и этих Безрук отправил с первым вертолетом. Эти были тоже опытными бурильщиками и тут уж пахло партизанщиной. Но пока все это, так сказать, прокручивалось, Безрук собрал ребят:

— Будем работать?

— А с кем?

— Напрасно ты их отправил...

Дизелист Маломушев, человек степенный, рассудил:

— Надо было их воспитывать.

Безрук решительно поднялся:

— Все. Будем работать.

Стал к тормозу. Расставил всех по местам. Он сам не отдыхал и никому не давал передыху. И неизвестно, чем бы это кончилось, честно говоря, Безрук над этим не задумывался — главное, что буровая работала — но вдруг, как назло, задула метель и еще связь с экспедицией прервалась. Но и на этом их несчастья не кончились. Началось проявление нефти на грани выброса. Вот где пригодился Безруку опыт работы в производственном отделе, когда он ездил по таким случаям на буровые. Нужно было утяжелить раствор, чтоб задавить пласт. Что делать? Вот эта-то необходимость принять срочные меры сгрудила их всех. Вспомнили, что есть за пятнадцать километров необходимый в этих случаях барит. Снарядили трактор, в метель света белого не видно — отыскали, стали возить. Сутками не спали...

Когда, наконец, прибыл первый вертолет и вахта собиралась меняться, Безрук попросил ребят:

— Пока прибудет вахта — прошу, если кто может — останьтесь. — Помолчал и добавил: — Кто не может — не оставайтесь, честное слово, не обижусь.

Остались почти все. И еще Безрук сказал:

— А я полечу. Меня вызывают в экспедицию. «Волки» нажаловались.

— Неужели снимут с работы? — предположил все тот же степенный Маломушев.

Когда вертолет уже был в воздухе и Безрук увидел огни на буровой, подумалось: «Хорошо, что она все-таки работает».

Его не сняли и не наказали. Вернувшись, он, закатав рукава, взялся за работу. В следующем месяце, спустя некоторое время, им дали «нулевку»: люди намучились и им предоставили дело полегче и возможность хорошо заработать...

Все это было на южном Возее. А сегодня они вон уже как далеко от Возея, за Полярным кругом. Высокий, голубоглазый, Безрук несуетлив. Выдержан. Он сидит за столиком лицом к окну. Там впереди — буровая, как на ладони. Кот Бим тянется, стучит лапой в окно, просит впустить в дом. Открывая форточку, Безрук с напускной строгостью выговаривает:

— Опять на Колву шастал? Ребята рыбу ловят, а он канючит у них.

Кот сел на подоконник и уставился на буровую. У него была виноватая спина.

— Труднее ли тут на Харьяге, чем на Возее? — переспросил Безрук. —Как сказать. Конечно, здесь самая классическая тундра. Сидим в болоте. Дорог нет. Труб вон не хватает, дизельного топлива. Все — вертолетом. А каждый вылет обходится в копеечку... Зато люди. Один Геннадий Уфимцев чего стоит? А еще Вячеслав Кубанцев, Борис Жунусов, Сергей Дергунов и Сергей Семин. А вон парень пошел, видите? Практикант из МГУ, Сергей Стрельников. Обязательно вернется на Север.