Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Со времен «дарвазинской вольницы» прошло уже с десяток лет, но тот молодой дух остался: найти, открыть. Потому так радовались они, так сияли, когда поммастера Володя Атаев, путая русские и туркменские слова, разбудил однажды всех их глубокой ночью:

— Кажется, газ, мужики!

Прошли ожидаемый горизонт. Спустили эксплуатационную колонну. Но при установке цементного моста неожиданно «прихватило» насосно-компрессорную трубу. Это грозило аварией.

На холме у буровой — тишина. Срочно приехал встревоженный Дурды Колатов.

— Что будем делать?

Те несколько ночей не забудутся. По три раза в сутки выходили на связь с Беленьким. Опытный геолог, он подавал советы, будто сквозь землю все видел. Было холодно, слякотно, неуютно. Ждали снег. Вечером теснились в теплом месте на самой буровой, разговаривали:

— Не дай бог буровой инструмент не достанем.

— Почти два года псу под хвост.

Они не спали ночей, до ломоты в костях орудовали лопатами, сгружая под холодным дождем баррит, которого сейчас требовалось особенно много для того, чтобы подготовить тяжелый раствор в случае, если появится открытый фонтан. Они достали-таки ту треклятую трубу, и она до сих пор, как память о первой скважине на Даулетабаде, служит на вагончике у Куванчева вместо флагштока.

В декабре, опять в холод и дождь со снегом, ожидали — вот-вот должен появиться газ. В пятидесяти километрах, на Донмезской площади, ждал у себя газ Бутта Батыров. Фонтанной арматуры — всего один комплект на две буровые. Батыров великодушно сказал:

— Ладно, берите себе! У вас, судя по всему, скважина первой будет фонтанировать.

Но все потом так закрутилось, что они эту арматуру раз пять перебрасывали друг другу. Ночью Куванчева разбудили:

— Смотри — зарево в песках.

С вершины холма Куванчев увидел далекое пламя в стороне Донмеза и все понял — у Бутты ударил фонтан.

«Хорошо, — подумал он, — что вчера ему отвезли арматуру». И еще подумалось, что если есть газ на Донмезе, должен быть и здесь.

Из Аннау прибыл начальник группы опробования. Ждали день, другой: газа на Восточном Даулетабаде не было. На третий день начальник заявил:

— Если завтра скважина не заработает, я сообщу в Аннау, что она пустая.

Они всполошились всей бригадой:

— Да ты что? Два года копали!

— Мы ж сами видели, как проба горела, значит, есть газ.

Куванчев спросил:

— А если понизить уровень воды в скважине? Это ведь ускорит проявление газа.

— Дело рискованное, — сказал начальник. — Я лично снимаю с себя ответственность.

— Ну и черт с тобой, — рассердился Куванчев.

Он сам привез компрессор с соседней буровой. Закачали воздух в скважину. Поздним вечером усталые сидели в вагончике, пили зеленый чай. Ждали.

— Напрасно ты это, а? — осторожничал начальник. — Закачивать воздух в скважину — это знаешь ли?

— Я должен получить газ, — упрямо твердил Куванчев.

— Если завтра газа не будет...

Куванчев взял пиалу с чаем и вышел на улицу. И тут у него на глазах с грохотом заработала скважина. Гамзат Ляметов, стоявший вахту, сообразил первым, и выключил свет на буровой, чтоб не вспыхнул пожар. Кромешная темнота пала на пустыню.

— Все фары на буровую! — закричал Куванчев.

Побежали, включили свет в машинах, тракторах, направляя фары на буровую.

Как был в рубашке, по холоду Куванчев бежал к буровой.

Ах, какие они все-таки молодцы, эти все дарвазинские мечтатели: и Беленький, и Куванчев с Шумским, и Улановский с Батыровым. Два года безвылазно просидели в песках, не потеряли веры, не изменили своей дарвазинской мечте — найти и открыть. Это же миллиарды кубометров газа. Так говорил Мирзаханов Суюнову.

— Но и это еще не все, — добавил Мирзаханов. — Мне кажется, что Даулетабадская, Донмезская и Восточно-Даулетабадская площади — это единая, мощная газовая залежь.

— Выходит, что это месторождение за триллион? — спросил Суюнов.

— Выходит так.

— Но это тоже надо доказать.

— А как?

Василий Васильевич с самого утра был зол, как сатана. В твердой, стоящей колом брезентовой робе, в оранжевой каске, сползающей на глаза, он с самой рани мотался по буровой, и все его выводило из себя: малолюдье на площадке, криво висящий плакат на вагончике, хмурое небо, ветер, гнавший тучи песка. Чего-то на буровой не ладилось: не подвезли с вечера воду, в песках затерялись два трактора с лесом.

У старого полузаброшенного чабанского колодца он увидел двоих из бригады.

— Вы чего это?

— Да вот хотим бассейн соорудить. Цемент имеется. В жару, знаете, как пригодится.

Шумский отошел в сторонку и вдруг успокоился. Подумалось: а что же, здорово, что сами взялись за это дело, сами надумали. Это хорошо, когда каждый из нас, открывая утром дверь на улицу, находит и делает какое-то дело.

Пусть маленькое, но обязательно полезное...

Для того, чтобы доказать, что все три открытых залежи — и Даулетабадская, и Донмезская, и Восточно-Даулетабадская —это одно богатейшее месторождение, хотя тут так называемая моноклинальная структура, в которой, как правило, не бывает газа, туркменские геологи решили пробурить в ней соединительные, или, как они называются, параметрические скважины. Они-то и показали бы, что здесь есть газ. Но бурить скважины в таком бесперспективном месте — дело накладное.

И в Ашхабаде, и в Москве отдавали себе отчет в том, что, конечно, структура непривычная, более того — уникальная, и тут требуется нестандартный подход, нестандартное мышление. Как быть? Проводить заново геофизические исследования долго. Разрешить же бурить параметрические скважины без предварительной работы геофизиков — никто не брал на себя ответственность.

— Мы не можем бросать на ветер государственные деньги, — говорили в министерстве.

— Просим только две скважины.

— Ни одной. Вот если геофизики докажут...

— Но это же отбросит нас на несколько лет назад.

И тогда они на свой страх и риск заложили несколько скважин. Одну из них бурил Шумский. Зная, что бурение это чуть ли не полунелегальное, что геологов обвинят в партизанщине, Шумский понимал, насколько важно было быстрее получить положительный результат.

Василий Васильевич не знал, что точно так же, беспокоясь за дело, носится по пескам вездесущий Ильмурад Мухамедмурадов, разыскивая затерявшиеся в пустыне тракторы с лесом, спешит к нему с Имам-баба Смирнов Ростислав Сергеевич, а начальник участка

Дурды Колатов изводит своего зама Сумбара Халдыева:

— Ты все забросил Шумскому? А зеленый чай какой? Девяносто шестой номер? Не годится. Достань хоть из-под земли девяносто пятый. Они ж вот-вот должны факел зажигать.

А в Ашхабаде на втором этаже стоящего торцом на улицу здания управления сидел в своем кабинете главный геолог — Мирзаханов — весь сгусток воли и нервов — и переживал, может быть, больше всех.