Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Много позже мы не раз вели с ним долгие разговоры об этих днях. Я все пытался понять — что же все-таки заставляло его, несмотря ни на что, добиваться своего, идти на риск, поступать против всяких общепринятых правил.

— Если бы скважины не дали нужных результатов, вас бы наказали?

— Сняли б с работы за самоуправство, — ответил он.

— Что б тогда?

— Стал бы опять доказывать.

— Но ведь в этом случае вы уже не были бы главным геологом, а значит, возможностей меньше.

Он сказал на это спокойно:

— Все равно бы доказывал.

...Итак, час настал. Смирнов, как только приехал на буровую к Шумскому, сразу же — к каротажникам:

— Покажите пробу.

Еще не веря в близкую удачу, осторожно сказал:

— Кажется, что-то есть.

В ту надолго запомнившуюся им бессонную ночь ожидания они говорили о многом. Вспоминали добрым словом Дарвазу и всех тех, кто там был и кого судьба свела здесь, на Даулетабаде. Уже бледнел рассвет в песках, как они разошлись по вагончикам, не подозревая о том, что завтрашний день для них станет в некотором роде историческим. Они шли к нему все эти годы со времени дарвазинской вольницы, они жили для этого дня. Вместе с огромным оранжевым солнцем, встававшим над Каракумами, наутро ударил газовый фонтан. Он подтвердил, что здесь в центре пустыни — богатейшая залежь газа, которая зовется сегодня Даулетабад-Донмезским месторождением, и за открытие которого многие из них — Мирзаханов, Шумский, Куванчев, Смирнов получили Государственную премию СССР.

В ясный октябрьский день, полный золотого света от осенней листвы, в Ашхабаде состоялось выездное заседание государственного комитета по запасам полезных ископаемых, утвердившее запасы Даулетабад-Донмезского месторождения.

Те два десятка шагов, которые сделал Мирзаханов от своего кабинета до зала заседаний, где его сообщение ждала комиссия, наверное, показались ему очень долгими. Я спросил:

— Не вспомните, о чем тогда думали?

— Почему же? Помню. Как раз по радио передали, что на трассе газопровода «Сияние Севера», не дожидаясь окончания геологических работ, началось освоение нового месторождения газа. И тут я подумал о нашем, Даулетабад-Донмезском: быстрее надо осваивать.

Когда в свое время выявилась уникальность Дау летабад-Донмезской зоны, сомневающиеся говорили: «Так не бывает, потому что так не бывает никогда». Бывает.

1981 г.

Кинули в глухую тайгу за много километров от жилья горсть дощатых вагончиков, срубили столовую, пекарню, баню, по зимнику доставили технику. Называется все это вахтовым поселком. Раз в двенадцать дней вертолетом доставляют сюда лесорубов. Они валят здесь лес, а зимой, когда станет твердой снежно-ледяная дорога, заготовленную древесину вывезут к местам доставки.

Вахтовый поселок — это не просто жилье в тайге, аванпост лесозаготовителей, это средоточие всех рожденных новым методом проблем: производственных, моральных, психологических, порой трудных, крайне острых, присущих только этой специфической обстановке. Здесь сфокусировано все: быт, характеры, работа, взаимоотношения.

Две комплексных укрупненных бригады в вахтовом оселке «Кедр» — Николая Кленова и Ивана Дронова — людей уважаемых, знатных, Их портреты — рядом на районной Доске почета. Живут в далеком вахтовом поселке, соседствуют: двенадцать дней подряд с перерывом на выходной. А там опять — вертолет в небо и курс на вахтовый поселок у речки Картаньи.

1.Сгибаясь в три погибели, Иван шагнул в вертолет и почувствовал, как резко ударило в поясницу. Пожалел: «Может, не надо было лететь». Врач не хотел выписывать из больницы, но Иван настоял:

— Надо мне в вахтовый позарез.

Косо мелькнули за иллюминатором последние дома райцентра, а дальше пошла тайга. Ровной ниткой протянулась дорога — среди ржавых болот. По ней зимой вывозят лес из тайги. Иван глядел вниз и думал о том, как много нового, неожиданного вошло в его жизнь с вахтовым поселком. Иван больше беспокоился собственно не о самом поселке, а о том, как они там будут жить. Раньше тоже была вахта. Утром машина доставит на лесосеку, вечером — домой. А тут двенадцать дней и ночей на одном пятачке. Это ведь не все просто.

Бригаду сколотил хорошую. Старый товарищ Алексей Иванович Гришин, вальщик. Коренастый, немногословный. Навалит хлыстов, а видит, что сучкоруб не управляется, берет топор и пошел помогать без лишних разговоров. На трелевке — Ярослав Иванович Рожко. Этот сам пришел, сказал: «Возьми, Иван Григорьевич, в вахтовый. Больше не подведу». Был такой случай — прошлой зимой не вышел на работу, а дело горело. Иван сам сел на трактор. Через три дня заявляется Рожко:

— Это кто ж за меня?

— Бригадир.

— А мне ничего не сказал.

Гришин, работавший поблизости, хмуро бросил:

— Просто он думает, что у тебя есть совесть.

Рожко потом не разгибал спины. Гришин посетовал бригадиру:

— Ну, и методы у тебя.

— А что надо было делать?

— Гнать из бригады.

— Не уверен.

Теперь, сидя в вертолете и припоминая прошлогодние перипетии, когда собиралась бригада на летнюю вахту, Дронов думает, как все это непросто: сколотить бригаду и потом суметь сплотить ее. Вон Кленову — тому легче. Он старше Ивана, многоопытнее. И авторитет опять же у него, и слава на всю область, достиг своим трудом высших почестей. Слово скажет в бригаде — закон. Жестковат, правда, побаиваются его. Зимой, бывало, едут на вахту в машине — место бригадирское никто не займет. Мелочь, конечно... Иван попроще, тот и постоит.

Но и мастер своего дела Кленов отличный. Сколько раз наблюдал Иван, как тот работает на трелевке: ни одного лишнего переезда, движения точные. В прошлом году бригада Ивана поотстала от него. Не намного, правда, но все-таки. Может, оттого, что крепко держал своих в руках Кленов, сам вкалывал до седьмого пота и всю бригаду гнал к рекорду. Хотел всех обойти... Да, есть чему у него поучиться — хозяйской хватке, уменью поставить себя. Не хочется Ивану признаться самому себе, но порой завидно, что все говорят про бригаду «кленовцы». А про его, Ивановых друзей, просто «Бригада Дронова».

Но ничего, зато как потеплели голубые Ивановы глаза, как не знал куда девать руки — от смущения, когда два дня назад секретарь парткома леспромхоза втащил к нему в больничную палату тяжелый рюкзак:

— Вот хлопцы передали из вахтового поселка.

Иван глянул — полный рюкзак апельсин.

— Вот черти полосатые, — только и нашелся что сказать.

Два дня назад, узнав, что Кленов, вернувшись из поездки в Канаду (его туда посылали с делегацией лесорубов), тут же улетел на вахту, заторопился и Иван. Сердце заныло. Хоть и все вроде бы отлажено и мастер записку прислал — все, мол, в порядке, а приписка испортила настроение. «Кленовцы» на две тысячи кубов вперед идут, — писал мастер, — а у нас техника стоит, трактора тонут». Иван отдавал себе отчет в том, в каких неимоверно трудных условиях работает бригада: грунт отходит, жара дикая, гнус и комары поедом едят. Тем не менее ворчал: «Не иначе расстроили делянку. Зарубились, а до ума не могут довести. Нет чтоб второй челюстник взять, поднять штабеля, грунт просушить. Эх, Мезенцева нет!»