Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Бригадир ничего не сказал. Когда пришли на лесосеку, он взял у Васи электропилу, прицепил на пояс стартер, через плечо перекинул гидроклин и начал валить столетние сосны, да так быстро и точно, что сучкорез не успевал следом, и Вася, взяв топор, пошел ему помогать. А Иван орудовал пилой, не замечая жары, комаров, гнуса, лезших в рот и уши. Пот лил градом, а ему было легко, потому что за время болезни он соскучился по работе. Подумалось: зимой оно легче — дерево сухое, сучья от мороза сами отлетают. Хотя с другой стороны тоже морока, если снег глубокий, а хуже того — корка на снегу. Доберись до дерева, да огреби его под валку: наползаешься на коленях.

Потом они с Васей долго ходили по площадке.

— Зарубились, зарубились, — недоволен был Иван, — лесом забили площадки.

— Поправим.

— Так кленовцы на пятки наступают.

— Будут наступать — им тут бригадир такой разгон дает.

— Выходит, я тоже должен давать?

— Да нет, у нас ведь по-другому. Вон Витька Клименко — ему разве кто разгон дает? А он в час ночи поднимается и вместе с сучкорезом валят лес до утра. Ночи сейчас светлые, гнус спит.

Иван наклонился, потрогал рукой восково-белую россыпь расцветшей брусники, сказал, думая о чем-то своем:

— Ягод нынче много будет.

Вечером допоздна Кленов рассказывал ребятам своим и ивановым о поездке в Канаду. И опять Иван подумал: умный мужик Кленов, наблюдательный — ты гляди, сколько впитал в себя в поездке, сколько полезного заметил.

3.В ту белую-пребелую ночь, накануне отъезда в отпуск, Иван с Василием почти не спали, до самого утра проговорили. Еще и еще раз обсуждали, как расставлены люди в бригаде, что и где не ладится, вместе думали над тем, что предпринять, если вдруг случится, как у Кленова в середине июня — не дали вовремя лесофонда, и бригада просидела без работы четыре дня.

— В этом случае отправляй тут же два звена на зимние недорубы, — советовал Иван. — Помолчал немного, отгоняя веткой назойливого гнуса, продолжал: — Тебе, я понимаю, как и всем нашим, хочется кленовцев обогнать. Но все-таки не это для нас главное. Главное дать двести тысяч кубов, чтоб другие люди еще больше поверили в вахтовый метод.

— Я это очень даже хорошо понимаю, — убежденно ответил Панин.

Потом они долго молчали. Наверное, думали о том, как неимоверно трудно жить в вахтовом поселке, сколько сил, физических и душевных, требуется, чтобы в этих условиях не только жить, но и работать. Работать, когда палит солнце и безжалостно лютует гнус, когда руки уже не в силах переносить от дерева к дереву тяжелую пилу, когда топор падает из рук сучкоруба, а чокеровщик одеревеневшими пальцами набрасывает негнущиеся чокеры на хлысты, от которых у него рябит в глазах, и тракторист задыхается в перегревшейся от мотора кабине. Ночью мучительный отдых под немолчный гул комарья, а утром снова на вахту. Нет, не каждый выдерживает в вахтовом поселке, хотя тут тебе и удобный вагончик, и баня, и рыбалка в тихой Картанье, и телевизор в красном уголке. Не каждый...

Ранним утром, проходя мимо вагончиков Кленова, Иван увидел самого бригадира с блокнотиком в руках. Рядом стоял мастер. Тут же топтался парень с темными кругами под глазами.

— Вот мастер говорит, что ты работать не хочешь?

— Да, почки у меня прихватило. У врача спросите.

— Отправить с первым же вертолетом, двумя звеньями будем работать, — сухо распорядился Кленов и пометил что-то в блокноте.

Иван пошел в красный уголок. Там его бригада проводила планерку. Все еще размышляя над только что невольно услышанным разговором Кленова с рабочими, подумал: «Конечно, он заставит и два звена работать за три, и, может, они обойдут нас. Но всему ли нужно учиться у Кленова?..

Наверное, этот вопрос отложился и на последнем разговоре с Кленовым. Речь шла о том самом злосчастном доме. Объединение в порядке поощрения решило построить дом для двух лучших своих передовиков — Кленова и Дронова, хотя у того и другого неплохие квартиры. Дом уже почти готов. Кленов давно уже допытывался у Ивана, когда, мол, переезжать. Иван все тянул. А сейчас, перед самым приходом вертолета, сказал Кленову, прощаясь:

— Не поеду я в новый дом, Николай Александрович.

— С чего это?

— Перед людьми неудобно.

— Но мы заслужили.

— За заслуги мы свое получили.

— Ну гляди. Тогда я весь дом займу. Не обидишься?

— Два этажа? — переспросил Иван. — Там ведь больше ста квадратных метров.

— Оба займу, — не вдаваясь в подробности, сказал Кленов. — У меня ведь дочка с зятем.

Над глухой тайгой в желтых пятнах болот летит в вертолете бригадир Иван Дронов. Ждет его впереди долгожданный отпуск, но отчего-то он и не очень ему радуется. Всей душой и мыслями он в тайге, в вахтовом поселке.

1976 г.

Снег в горах в том году лег рано. Еще с вечера отчетливо виден был каждый камень и каждая ложбинка на рыжих склонах. А ночью задула, закружила метель. Она спустилась с перевала и бушевала до рассвета.

Утром Виктор Прощенко вышел из длинного темного коридора на крыльцо и будто ослеп от яркого солнца и белизны. Открыл глаза и ничего не узнал вокруг. Горы стали ниже, еще теснее сгрудились над поселком. Дома совсем вросли в снег.

Виктор постоял, потоптался, раздумывая, идти ли завтракать. Есть не хотелось. Махнул рукой — а, после поем. И пошел по направлению к Северному порталу.

Он шел целиной, потому что за ночь дороги занесло, а до портала было не так уж далеко. Снег был глубокий, Виктор все глядел, чтоб не зачерпнуть сапогом.

Что-то будто толкнуло его. Он поднял глаза и увидел Сашку Степакова. Они поравнялись, и Сашка сказал первым:

— Здорово!

— Привет! — отрывисто бросил Виктор.

И все. И если бы кто посмотрел издали на две цепочки в снегу, подумал бы — прошли два товарища. Потому что следы их на снегу остались рядом. А люди шли в разные стороны...

Это было в клубе. Главный инженер Ширяев сказал:

— Скоро сбойка, товарищи.

И хотя все знали об этом, но оттого, что это сказал сам главный, показалось, что день сбойки туннеля вроде бы стал еще ближе. А Ширяев, переждав, пока стихнет шум, добавил:

— Сбойку будет производить лучшая бригада проходчиков.

На стройке «сухой» закон. Ребята достали минералку. Разлили.

— Твое здоровье, Сашок!

— А я-то при чем?

— Да уж.

— Бригада, коллектив.

— Чего уж там! — отмахивается Сашка, но ему приятно.

У Сашки Степакова в войну погиб отец. Матери было не до сына. Сашка сам устраивал свою жизнь. С детства он избрал своим методом не защиту, а нападение. Мастеру на шахте в Донбассе, который «по привычке» намекнул ему, что неплохо бы обмыть первую получку, он собственноручно расквасил нос. Сашку обсуждали на комсомольском собрании. Но за него вступились. Видели — парень он добрый, справедливый. А что горяч, так с кем не бывает.