Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

— С хлопцами надо посоветоваться.

Они все стояли рядом — все, кто был в ночной смене. В брезентовых робах, в перепачканных касках. И переживали так же, как Павленко, досадовали на задержку и думали о том, как хорошо было бы скорее пройти сбойку на полный профиль. Тогда не надо будет гонять машины через опасный перевал к Южному

порталу, не надо будет по понедельникам идти пешком из дома в рабочий поселок, через хребет в бурю, в метель...

Виктор тоже стоял среди других у завала. Рядом разговаривали:

— А что тут такого?

— Как на базаре...

— Не даром же работать.

— Завал — дело особое, опасное.

— Вот Степаков этим и пользуется.

Понемногу пыль улеглась. С потолка свисали покореженные металлические балки, голые прутья арматуры. Тонкой сверкающей струйкой звенела вода, просочившаяся откуда-то сквозь многометровую каменную толщу.

Виктор стоял в полном смятении.

Восстановление завала на пикете 18+70. Начало 17 апреля. Окончание 19 апреля.

Выплачено бригаде тов. Степакова 700 (семьсот) рублей.

Начальник строительства Павленко.

Сначала дрогнула земля, и ящик, на котором они сидели, закачался и заскрипел. Потом взрыв глухо ухнул где-то в самой утробе горы. Капля росы с куста упала Виктору прямо на руку. Он поднес руку к глазам, рассматривая, как в капле отражаются и облака, и синее небо, и горы, сказал:

— Взорвали. Подождем, пока рассеется.

Далеко внизу в легком мареве раскинулась долина. Дорога чуть приметно петляла по ней. Деревья были окутаны невесомой зеленой дымкой. Маленькой букашкой ползла машина вдоль тонкой ленты речушки. В долину шла весна. А здесь еще лежат по склонам глубокие снега.

— Надоело мне тут, — признался Мащенко. Он снял каску, пригладил свалявшиеся волосы.

— Отчего же не уедешь? — спросил его Виктор.

— Отчего? Сначала думал: подзаработаю и тронусь. В Сибирь куда-нибудь. Мне мороз больше по душе. А тут бригадиром поставили. Неловко. Бригаду надо тянуть. Потом думал, сбойки дождусь, и махну.

Мащенко замолчал.

— Ну? — поторопил его Виктор.

— Что ну? Теперь чувствую, никуда не уеду и после сбойки, потому что хочется увидеть, как первая машина по туннелю пройдет. И первые люди, и отары.

Потом они шли туннелем на свои пикеты, и Мащенко спросил:

— Как ты думаешь, кому сбойку поручат?

— Не мне уж, это точно, — хмуро отозвался Виктор.

Мащенко, надвигая каску глубже на лоб, сказал зло:

— Рвачи они.

— Кто?

— Да все. Твой Степаков тоже. Вон — завал.

— А что с завалом? Во-первых, в этом деле у Сашки действительно талант. И потом — не даром же им работать.

— Но не торговаться же как на базаре. Я замечаю, Сашка вообще чего-то не туда тянет. Дом затеял строить. На кой черт он ему? Кончим туннель — уедет же. Он проходчик, а тут больше делать нечего. Школу бросил. Ребята начинают обижаться. Только командует, а сам ничего не хочет делать.

Виктор слушал молча. В словах Мащенко было много справедливого. Но ему по-прежнему многое нравилось в Степакове. И потому он сказал:

— Напрасно ты про Сашку. Парень он хороший! А если есть что, так прямо ему надо сказать. Открыто.

Вечером накануне сбойки туннеля Степакова видели в клубе. Был он трезв. Но все в нем так и ходило ходуном. Это был прежний Сашка, которого знали еще несколько лет назад — веселый, щедрый, добрый, душевный. Он ни от кого не скрывал своей радости:

— Моя сбойка! Это точно. Я все рассчитал. Завтра гуляем, ребята!

Степаков все рассчитал верно. Он учел, что слабосильная бригада Мащенко, в которой всего двое бурильщиков, не сумеет за ночь забурить и взорвать оставшийся целик. А утром придет Степаков, и к обеду сбойка будет готова. Начальство тоже все торжества назначило на полдень.

Ребята из бригады Прощенко, только что вернувшиеся со смены, ходили хмурые и злые.

— Вот так! Мы вкалывали, а сливки Степакову.

Ночью Виктора разбудил сменный мастер Саша Тарасюгин. Виктор спал чутко. Не до сна в такую ночь — предстоит пробиваться в каменной скале.

— Что тебе? — поднялся Виктор.

— Надо помочь Мащенко, — сказал Тарасюгин.

Виктор надел ватник, пошел к двери. С порога вернулся.

— А как же Степаков? Сбойка его. Неудобно.

— Слушай! — закричал Тарасюгин. — Иди ты к черту со своим Степаковым! Заладил: «Степаков, сбойка». Наша сбойка. Понял? Иди, буди ребят.

Желтые пятна фонарей раскачивались на коротких проводах. Огромные несуразные тени людей метались по мокрым стенам туннеля. Перфоратор натужно взвывал и дергался в руках у Виктора. «Руки слабеют. Устал», — подумал он и покосился на Гришку Архипова, работавшего рядом. У того пот ручьями лился из-под каски, но он даже не вытирал его. «Еще один шпур забурю и передохну», — подумал Виктор.

К утру все было кончено. Взрывники зарядили шпуры и произвели отпалку. Взрыв был несильный. И газа было немного, поэтому взрывники, нарушая технику безопасности, разрешили спустя несколько минут бежать к сбойке. Огромное отверстие с рваными краями зияло чуть ли не во весь диаметр туннеля. И где-то там, далеко впереди, чуть приметно угадывалось светлое пятно выхода туннеля на южный склон. Пятно светлело все больше и больше. Всходило солнце. Ребята орали как сумасшедшие и, забыв про всякую технику безопасности вообще, подбрасывали вверх свои метростроевские каски.

Виктор вышел из забоя и присел на солнцепеке. Радостное ощущение содеянного, еще минуту назад будоражившее его, прошло. Усталость и апатия навалились на него. Клонило ко сну. Он сидел, опустив голову. Ни о чем не хотелось думать.

Степаков подошел с серым, осунувшимся лицом.

— Что, — выдохнул он, — премии тебе захотелось? Выхватил у товарища кусок и радуешься. Слава моя тебе покоя не дает. Завидуешь, ставишь подножки. Ну нет! Меня голыми руками не возьмешь.

Он погрозил Виктору пальцем и пошел в туннель, коренастый, плотный.

— Слушай, Сашка! — сорвался с места Виктор. — Да ты что? Мы же не за деньги. Мы помогли Мащенко.

Степаков круто повернулся и, глядя в упор на Виктора побелевшими глазами, раздельно сказал:

— Просто так работают ослы. А у вас в бригаде все учатся.

Виктор стоял на дороге прямо в луже воды и внимательно рассматривал свои тяжелые руки.

Вот и в Тюя-ашу пришла весна — ясная, солнечная, цветистая от разнотравья. Горы раздвинулись, стали выше, и только снежные шапки так и остались на самых вершинах, да еще на перевале.

Все меньше машин теперь ходило на перевал. Сбойку выровняли, подправили дорогу в туннеле. Строители беспрепятственно ездили туда и обратно по всему туннелю. Понемногу стали пропускать машины с грузами, которые шли из Фрунзе в Ош и обратно. А уж первого пешехода, случайного парня, шедшего из одной долины в другую, качали чуть ли не до потери сознания и на память подарили метростроевскую каску. Теперь все чаще с гор спускались чабаны. Они рассказывали, как трудно перегонять овец через перевал, как гибнет скот. Они уже сейчас благодарили строителей за туннель, которого пока еще не было.