Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Через полтора года, когда Пенкина досрочно освободили из заключения, он вернулся на Белую речку. И первым делом поехал к танкисту. Было летнее утро. Лес стоял притихший, как перед грозой. Туман стелился над холодной водой. На делянке среди поваленных деревьев стоял в одиночестве танкист. Он, видно, только что перестал махать топором: обрубал сучья. Лицо у него было усталое и какое-то отрешенное. Танкист встретил Пенкина спокойно, как старого знакомого:

— Вернулся...

И слабо улыбнулся: он уже тогда был болен. Пенкин попросил:

— Поговорите с директором леспромхоза: может, возьмет к себе?

— Отчего же не возьмет?

— Ну, вы же знаете, что было.

Танкист сорвал пучок травы, вытер руки, сказал:

— Э, браток, в жизни не такое случается. Тебе сколько-лет?

— Двадцать один.

— Много. Я в танке горел, когда мне было восемнадцать...

И замолчал.

Директор леспромхоза принял Пенкина раскряжевщиком на верхний склад. И работалось всласть оттого, что сила молодая была, еще больше, может, оттого, что люди не отвернулись, как ожидалось. Вскоре женился Пенкин на хорошей девушке из местных, которую с первого дня звал не иначе, как Глафира Ивановна. Жили у нее в деревне. Один раз приехал на работу директор леспромхоза, подозвал Пенкина, коротко сказал:

— Пойдешь к коменданту, получишь ключи от квартиры.

Позже, рассказывая об этом, Пенкин заключил просто:

— Мы были с Глафирой Ивановной счастливые. — Чуточку помолчал и добавил: — Вот тогда-то я решил — буду Героем.

— Как это? — не понял я.

— Героем Социалистического Труда, — поправился Пенкин,

Теперь у него все чаще начинают побаливать ноги. Это — профессиональное: как-никак двадцать лет изо дня в день на ногах, с тяжелой пилой в руках. И все чаще вспоминает он знаменитого Кривцова, первого в их лесном краю еще до войны завоевавшего почетное звание стахановца. Был он человеком незаурядной физической силы. Самым внимательнейшим образом изучал Пенкин многолетний опыт Кривцова, не раз говаривал с ним самим. И вот какую уловил любопытную деталь: да, Кривцов брал силой, но было у него и другое, главное — он твердо верил в технику.

Петро Шепелин — верный товарищ, с которым Пенкин начинал когда-то тут, на Белой речке, бывший фронтовик не раз, бывало, говаривал:

— Ты, Михаил, напрасно в метод Кривцова вникаешь. Во-первых, ты раскряжевщик, а Кривцов вальщик. А потом ведь то время ушло...

Пенкин возражал:

— Видишь ли, за одним днем приходит другой и приносит новое. И это новое надо чуять. Кривцов это понимал. И я понять должен.

У себя на эстакаде Пенкин снова и снова экспериментировал, до секунд рассчитывал операции... Сидят и кумекают, что и как: он, разметчица Маргарита Григорьевна Лебедева, с другой эстакады подходит Зубарева Нина Петровна, тоже разметчица.

А солнце палит, а мошкара тучей вьется, и все в поту — тут не то, что думать, пальцем шевелить не хочется. Уже смена кончилась, а они сидят и просто так «проигрывают» всю операцию разделки кряжа и подачи его в «карманы». И кто-то потом удовлетворенно заметит по дороге домой:

— Гляди ты, а ведь и правда лучше получается.

— Черти такие, — добродушно улыбается бригадир.

О Пенкине заговорили в леспромхозе. По его технологии работали в других бригадах. К нему приезжали учиться. Один раз пришел на нижний склад Петр Егорович Русских. Это было летом. Теплое солнышко светило, пахло свежей древесиной. Пенкин, со своего места на эстакаде увидел Русских, сидящего на пеньке.

На лацкане пиджака светилась Золотая Звезда. «Чего это он?» — подумал Пенкин, зная, что по скромности тот редко носил награды. Спустился с эстакады. Посидели, поговорили о том, о сем. Прощаясь, Русских сказал:

— Читал про тебя в районной газете. Приходил вот посмотреть, как тут?

— Ну и как?

— Получается, — коротко ответил Петр Егорович и повторил, поднимаясь: — Получается, Миш... Ну я пойду. Что-то не можется.

Улыбнулся своей слабой улыбкой и ушел. Это была их последняя встреча. Русских умер в больнице от старых ран. В поселке есть теперь улица Петра Русских. По ней Пенкин ходит на работу...

Зимой полегче. Все подмерзает, кряж легче скользит, работать сподручнее. Они хорошо поработали. Наградили Пенкина орденом Трудового Красного Знамени. «Вот бы Петр Егорович был живой», — подумал Пенкин, — когда узнал о награде. В семьдесят первом ему вручили орден Ленина. И опять он вспомнил о своем танкисте...

За пятилетку бригада Пенкина сделала на одно звено по шестьдесят две тысячи кубометров, и Михаилу Александровичу Пенкину, раскряжевщику Залазнинского лесхоза, было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Здесь можно бы и поставить точку. Ведь мы обещали рассказать о человеке, который поставил перед собой отважную цель и шел к ней, несмотря ни на что. Но ведь идти было ой как трудно...

Он просыпается утром, как будто и не спал вовсе: все кряжи перед глазами. И сразу за телефон:

— Сколько на эстакаде сцепов?

— Семь, — отвечает диспетчер.

Пенкин мгновенно прикидывает: ой, мало леса, не с чем работать... Вечером Пенкин отправляется к соседу, бригадиру мастерского участка Николаю Ивановичу Никольскому, тот в лесу работает, на делянке.

— Без ножа режете: нет леса, простаиваем.

— А ты б приехал, посмотрел, что у нас.

— И поеду.

И поехал. И увидел технику на грани фантастики: машина сама лес валит, обрубает сучья, трелюет, грузит на лесовоз. Но это, так сказать, только теоретически. А на самом деле работа стоит. Из-за того ли, что запчастей нет, или тракторист напился, или дождь льет напропалую. Мать честная, что же это делается? Ну, дал там шороху Пенкин. Поднял на ноги все лесхозовское начальство. Потеребили вроде, навели порядок — не прошло недели, опять стали. Нет подвоза. А Пенкин новое дело задумал — освоить бригадный подряд, работать на нижнем складе по-злобински.

Пенкин ясно видел предстоящие трудности: лес последнее время поступает с делянок на нижний склад плохой. А при подряде первым делом потребуется увеличить процент деловых сортаментов. М-да, тут подумаешь.

— С другой стороны очень уж заманчивое дело, — уговаривал Пенкин бригаду. — Премия, вы знаете, какая устанавливается от среднего сдельного заработка? Сто процентов.

К работе по новому готовились основательно. Сначала, конечно, со скрипом, с неурядицами. Того нет, другого не хватает, лес с делянки то гонят сплошняком, весь склад завалят, а то — хоть шаром покати, и бригада стоит без дела. Пенкин опять вечером спешит к соседу Никольскому, выясняет отношения.

Мы о бригадном подряде много и хорошо говорим. И все-таки, нередко забываем главное, что суть тут, может, не в самой новизне метода, а в человеке, который им пользуется, в его психологии, в отношении к делу. В бригаде это скоро почувствовали.