Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма
- Название:Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Москва — Ленинград
- Год:1966
- Город:Советский писатель
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма краткое содержание
Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям.
В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции.
В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью.
«Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Он сидел во дворе под шелестящим шатром дикого винограда и читал потрепанный том Лермонтова, взятый в библиотеке турбазы.
В другом конце дворика обедали официанты в кителях, и черный, желтоглазый пес ловил на лету кости.
С утра было яркое солнце — Кира даже пожалела, что «погода пропадает», — но сейчас туман, еще пронизанный лучами, уже густел над ущельем.
Мусатов вдруг спросил озабоченно:
— От Блоха ничего нет?
— Пока нет, — ответила Кира, — да и вряд ли будет теперь.
— Вы так думаете?
Ей хотелось так думать.
— Какого числа туристы из ГДР?
Она ответила. Они стали набрасывать примерный график на ближайшую декаду.
Ветер загнул угол скатерти на столике, и осенний буро-красный трилистник дикого винограда упал на край пепельницы, полной окурков.
— Немецкие студенты — и Нико Бабурия, — сказал Мусатов, пыхтя сигаретой.
— А это верно, что Николай Эдишерович откопал немецких детей из подвала? — спросила вдруг Кира. — Тут можно как-то увязать оба события.
— Так я за тем и хотел именно студентов из ГДР.
Он сказал, что у них, конечно, будет ученый гид, вроде экскурсовода Лили, однако в цитрусовом колхозе под Батуми, к примеру, про цитрусы Бабурия сможет рассказать немецким студентам такое, чего не знает ни гид, ни председатель, ни садоводы. Только они с Бабурией и знают! Весь материал тех лет цел в фильмотеке. Весь путь Нико через Ладогу, и даже бомба, влетевшая в кадр! Тут можно очень хитро монтировать.
— Молодежь из ГДР — наши друзья, — сказал Мусатов, — но, может, не худо доброму советскому человеку вспомнить старые годы… А кто лучше Нико сумеет показать иностранным гостям наш край?
Он спросил:
— Вы помните войну, Кира?
Да, она помнила. Особенно тот день, когда пришла весть о гибели отца Катерины Максимовны.
— Я белую черешню помню, — сказала Кира, а густая буро-красная листва над головой зашумела от сильного порыва ветра, будто в испуге, будто старый вспыхнул костер…
— Какую такую черешню?
— Которую вы прислали. Целую банку.
— Я?
Пожалуй, за все эти долгие годы он ни разу не вспоминал, что да, действительно, ему удалось отправить тете Леле и Кате в эвакуацию какую-то посылочку.
…Когда Мусатов и Кира вышли из ресторанного садика на тихую улицу, туман уже спустился горам по пояс. Это была не улица даже, а просто узкая заасфальтированная дорога, с левой стороны которой тянулись домики в садах, а с правой, к самому ее краю, подступали горные леса, и клочья тумана цеплялись за ветки ясеней и орешника.
…А вот еще один случай уже на третьем, кажется, курсе, дело было перед зачетом по оптике…
Он рассказывал час или больше, сам понимая, что такие истории были у каждого, кто учился в вузе и имел друзей.
Но Кира слушала как заколдованная.
— Был у меня друг — погиб на войне. Удивительной души человек. Мы спорили с ним часами.
Да, это был примечательный спор.
Мусатов сказал тогда другу: «Твое абстрактное «добро» может тебя в конце концов шваркнуть об угол избенки, где висят образа и ризы твоей деревенской бабки». Друг, как всякий человек, уверенный в своей правоте, спокойно возразил, что «добро» его совсем не ханжеское и не «абстрактное» даже. А если по-житейски, то «добрых» и «злых» мы встречаем на каждом шагу, очень часто не умея распознать ни тех, ни других. Причем самое любопытное то, что добрых значительно больше!
— И знаете, — рассказывал Мусатов Кире, шагая с нею рядом по чернеющей от сырости дороге, — он их действительно видел и находил, как никто другой!
— Я редко и мало о нем говорю, о своем погибшем друге. Я редко нахожу человека, с кем бы мне захотелось о нем говорить. Почти никогда, Кира. Почти…
Это звучало как признание, которого она ждала.
— Спасибо, — сказала Кира. И заплакала, шагая рядом с ним и не поднимая головы.
Он не стал спрашивать, почему да что, подождал, пока она высморкается и вытрет глаза.
— Я самая счастливая на всем свете, — сказала Кира с полной убежденностью и подняла лицо.
Он поцеловал ее тут же, посреди дороги; их чуть не сшиб грузовик, внезапно вынырнувший из тумана, который теперь спустился до самой земли. Высоко над дорогой, как сквозь дрему, светились редкие фонари.
— Когда мы сейчас пойдем обратно, — сказала Кира, став на цыпочки и обнимая его за шею, — нас никто не увидит, такой туман!..
А потом сложилось так: вместе с Варкешем Кира поехала к деду Аветику. Он служил сторожем на колхозном винограднике в пограничной деревне Эвжихаш, на берегу Аракса. Было деду сто восемь лет. Девятнадцать его внуков и правнуков жили и работали во всех окрестностях района — нефтяник в Иджеване, хлопкороб, ковровщица и текстильщица в Акстафе, один металлист в Алаверды, другой в Рустави; а в Ереванском районе колхозники — виноградари, табаковод и садовод, а в самом Ереване тоже были. Один из внуков, чернокудрый, красивый батюшка, проживал в Эчмиадзине.
Внуки деда Аветика не раз встречались в «драндулете» на протяжении всего того времени, пока шли съемки на Тбилисском шоссе; встречались по двое и по трое и приветствовали друг друга в зависимости от настроения и темперамента каждого. Они заводили разговоры на интересующие их темы, и каждый раз раздавался голос Нико Бабурии:
— А как поживает ваш дед Аветик?
Внуки спохватывались и принимались друг у друга спрашивать: да, кстати, как дедушка поживает? Кто у него был в последний раз? А кто съездить собирается в Эвжихаш?
— Надо съездить к дедушке, — говорили внуки деда Аветика, — надо обязательно съездить в Эвжихаш!..
Мусатов заснял несколько таких планов: встречу внуков деда Аветика в «драндулете» и Нико, вопрошающего: «А как поживает ваш дед Аветик?»
Мусатов хотел оставить, как припев немудреной дорожной песенки, этот вопрос: «А как поживает ваш дед Аветик?»
Однако поснимать деда по прибытии «сайгаков» не успели и теперь решили восполнить этот пробел, не дожидаясь приезда студентов из ГДР, и, таким образом, покончить с материалом «драндулета».
В Армении солнце так упорно и настойчиво палило с рассвета до заката, что небо поутру, еще не успев налиться синевой, становилось почти стального цвета.
В снега одинокого в своем величии Арарата трудно было поверить, настолько они казались несовместимыми с эдаким зноем, хотя видел их каждый, — недосягаемые, искристые и соблазнительные, как мираж…
Мелел Севан, на виноградниках трескалась и крошилась серая земля, рыжели холмы, а в Ереване лишь в парадных и подворотнях можно было отдышаться немного.
Под пропыленными вязами и платанами городских садов и парков расцветали бесстрашные и яркие цветы; зубчатые следы покрышек автомобилей сложными узорами наслаивались на расслабленном асфальте.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: